— Вы хотите сказать, что пострадает бедняга Лек?
— Почти наверное, герцогиня.
— О, он получает только двенадцать тысяч ливров.
— Да, но испанский король — особа влиятельная; по наущению господина Фуке он может засадить господина Лека в крепость.
— Я не очень боюсь. этого, мой милый, потому что, примирившись с Анной Австрийской, я добьюсь, чтобы Франция потребовала освобождения Лека.
— Допустим. Тогда вам будет угрожать другая опасность.
— Какая же? — спросила герцогиня в притворном страхе.
— Вы знаете, что человек, сделавшийся агентом ордена, не может так просто порвать с ним. Тайны, в которые он мог быть посвящен, опасны: они приносят несчастье человеку, узнавшему их.
Герцогиня задумалась.
— Это серьезнее, — проговорила она, — надо все взвесить.
И, несмотря на полный мрак, Арамис почувствовал, как в его сердце вонзился, подобно раскаленному железу, горящий взгляд собеседницы.
— Давайте подведем итоги, — сказал Арамис, который с этой минуты начал держаться настороже и сунул руку под камзол, где у него был спрятан стилет.
— Вот именно, подведем итоги: добрые счеты создают добрых друзей.
— Лишение вас пенсии…
— Сорок восемь тысяч ливров да двенадцать тысяч ливров пенсии Лека составляют шестьдесят тысяч ливров; вы это хотите сказать, да?
— Да, это самое. Я спрашиваю, чем вы их замените?
— Пятьюстами тысячами ливров, которые я получу от королевы.
— А может быть, и не получите.
— Я знаю средство получить их, — бросила герцогиня.
При этих словах Арамис насторожился. После этой оплошности герцогини Арамис был до такой степени начеку, что то и дело одерживал верх, а его противница теряла преимущество.
— Хорошо, я допускаю, что вы получите эти деньги, — продолжал он, — все же вы много потеряете: вы будете получать по сто тысяч франков пенсии вместо шестидесяти тысяч ливров в продолжение десяти лет.
— Нет, эти убытки я буду терпеть только во время министерства господина Фуке, а оно продлится не более двух месяцев.
— Вот как! — воскликнул Арамис.
— Видите, как я откровенна.
— Благодарю вас, герцогиня. Но напрасно вы полагаете, что после падения господина Фуке орден будет снова выплачивать вам пенсию.
— Я знаю средство заставить орден быть щедрым точно так же, как знаю средство заставить вдовствующую королеву раскошелиться.
— В таком случае, герцогиня, нам всем приходится опустить флаг перед вами. Победа за вами, триумф за вами! Будьте милостивы, прошу вас. Трубите отбой!
— Как можете вы, — продолжала герцогиня, не обратив внимания на иронию Арамиса, — остановиться перед несчастными пятьюстами тысячами ливров, когда дело идет об избавлении вашего друга… Простите, вашего покровителя от неприятностей, причиняемых борьбою партий.
— Вот почему, герцогиня: после получения вами пятисот тысяч ливров господин де Лек потребует своей доли, тоже в пятьсот тысяч ливров, не правда ли? А после вас и господина де Лека наступит очередь и ваших детей, ваших бедняков и мало ли чья еще, тогда как письма, как бы они ни компрометировали, не стоят трех или четырех миллионов. Ей-богу, герцогиня, брильянтовые подвески французской королевы были дороже этих лоскутков бумаги, и все же они не стоили и четверти того, что вы спрашиваете!
— Вы правы, вы правы, но купец запрашивает за свой товар, сколько ему угодно. Покупатель волен взять или отказаться.
— Хотите, герцогиня, я вам открою, почему я не куплю ваших писем?
— Скажите.
— Ваши письма Мазарини подложны.
— Полно!
— Конечно. Ведь было бы по меньшей мере странно, если бы вы продолжали вести с кардиналом интимную переписку после того, как он поссорил вас с королевой; это пахло бы страстью, шпионажем… ей-богу, не решаюсь произнести нужного слова.
— Не стесняйтесь.
— Угодничанием.
— Все это верно; но верно также и то, что написано в письмах.
— Клянусь вам, герцогиня, эти письма не принесут вам никакой пользы при обращении к королеве.
— Принесут, будьте уверены.
«Пой, птичка, пой! — подумал Арамис. — Шипи, змея».
Но герцогиня уже направилась к двери.
Арамис готовил для нее сюрприз… Проклятие, которое бросает побежденный, идущий за колесницей триумфатора.
Он позвонил. В гостиную внесли свечи, ярко осветившие поблекшее лицо герцогини. Долгим ироническим взглядом посмотрел Арамис на бледные, иссохшие щеки, на глаза, горевшие под воспаленными веками, на тонкие губы, старательно закрывавшие черные и редкие зубы.