Особенно,... 
264 
С этими словами д’Артаньян бросил свою шляпу на ковер, отодвинул стул к стене, сделал знак своим друзьям последовать его примеру и с чисто французским изяществом поклонился Мордаунту:
– К вашим услугам, сударь. Если вы ничего не имеете против, то окажите мне честь начать с меня. Не угодно ли? Правда, моя шпага короче вашей, но это пустяки. Надеюсь, что рука поможет шпаге.
– Стой! – вмешался, выступая вперед, Портос. – Я бьюсь первый, и без рассуждений.
– Позвольте, Портос, – проговорил Арамис.
Атос не промолвил ни слова; он был недвижим, как статуя. Казалось, даже дыхание его остановилось.
– Господа, – сказал д’Артаньян, – успокойтесь, ваша очередь наступит. Взгляните на этого господина и прочтите в его глазах, какую ненависть мы внушаем ему; смотрите, как он вынимает шпагу, как оглядывается кругом, чтобы какое-нибудь препятствие не помешало ему. Не показывает ли все это, что господин Мордаунт искусный боец и что вы очень скоро смените меня, если только я допущу это. Оставайтесь поэтому на своем месте, как Атос. Рекомендую вам взять с него пример и предоставить мне инициативу. Кроме того, с господином Мордаунтом у меня есть личные счеты, и поэтому я первый начну. Я желаю, я хочу этого.
В первый раз д’Артаньян произнес слово «хочу», говоря со своими друзьями. До сих пор он произносил его только мысленно.
Портос отступил. Арамис взял свою шпагу под мышку. Атос продолжал сидеть в темном углу комнаты, но не так спокойно, как думал д’Артаньян: ему сдавило горло, он едва дышал…
– Шевалье, – обратился д’Артаньян к Арамису, – вложите шпагу в ножны; господин Мордаунт может заподозрить вас в намерениях, каких вы не имеете.
Затем он повернулся к Мордаунту.
– Сударь, – сказал он, – я жду.
– А я, господа, любуюсь вами, – неожиданно начал Мордаунт. – Вы спорите о том, кому первому драться со мной, и совершенно забыли спросить меня, которого это обстоятельство как будто немного касается. Я ненавижу вас всех, правда, но в разной степени. Я надеюсь уложить вас всех четверых, но у меня больше шансов убить первого, чем второго, второго, чем третьего, и третьего, чем четвертого. Я прошу вас поэтому предоставить выбор противника мне. Если же вы мне откажете в этом праве, я не стану драться, и вы можете просто убить меня.
Друзья переглянулись.
– Это справедливо, – сказали Портос и Арамис, надеясь, что выбор падет на них.
Атос и д’Артаньян промолчали, но самое безмолвие их означало согласие.
– Итак, – начал Мордаунт среди гробового молчания, воцарившегося в этом таинственном доме, – итак, моим первым противником я избираю того из вас, кто, не считая себя достойным носить имя графа де Ла Фер, стал называться Атосом.
Атос вскочил со своего стула, как будто его подтолкнула пружина; с минуту он стоял молча и неподвижно, но затем, к великому изумлению своих друзей, произнес, качая головой:
– Господин Мордаунт, поединок между нами невозможен. Окажите кому-нибудь другому честь, которой вы удостоили меня.
Сказав это, он снова сел.
– А, – проговорил Мордаунт, – вот уже один струсил.
– Тысяча проклятий! – воскликнул д’Артаньян, бросаясь к молодому человеку. – Кто смеет говорить, что Атос трусит?
– Пусть говорит, д’Артаньян, оставьте его, – отвечал Атос с улыбкой, полной горечи и презрения.
– Это ваше решительное слово, Атос? – спросил гасконец.
– Бесповоротное.
– Хорошо, мы не будем настаивать. – И он продолжал, обращаясь к Мордаунту: – Вы слышали, сударь, граф де Ла Фер не желает оказать вам чести драться с вами. Выберите кого-нибудь из нас вместо него.
– Раз я не могу драться с ним, – ответил Мордаунт, – мне безразлично, с кем драться. Напишите ваши имена на билетиках, бросьте их в шляпу, а я вытяну наудачу.
– Вот это мысль! – согласился д’Артаньян.
– Действительно, это решает все споры, – присоединился к нему и Арамис.
– Как это просто, – заметил Портос, – а я вот не догадался.
– Согласен, согласен, – повторил д’Артаньян. – Арамис, напишите наши имена вашим красивым мелким почерком – тем самым, каким вы писали Мари Мишон, предупреждая ее, что матушка господина Мордаунта замышляет убить милорда Бекингэма.
Мордаунт снес новый удар не моргнув глазом. Он стоял, скрестив руки, и казался спокойным, насколько мог быть спокоен человек в его положении. Если это и не была храбрость, то, во всяком случае, гордость, очень напоминающая храбрость.
264 
