Последние отзывы

  90  

Эти суровые и одновременно добрые люди пользовались большим уважением, так как их жизнь представляла полный контраст с жизнью большинства представителей католического духовенства. Католическую церковь катары считали церковью Антихриста: она свернула с правильного пути со времен римского папы Сильвестра, когда из церкви гонимой превратилась в официальную.

Их учение было простым и вполне доступным даже для неграмотного люда, но движение катаров не было народным, так как в большей степени оно охватило людей образованных. Многие из них были астрономами, философами, математиками, строителями, врачами, они говорили о Платоне и Аристотеле, истории и философии Древнего Египта, Палестины и Персии. Детей бедняков катары учили грамоте в созданных ими школах. Некоторые положения этого учения нравились даже феодалам, которые, например, хотели положить конец церковной десятине, так как значительная часть этих доходов оседала в папской казне.

Неудивительно, что все это навлекло гнев католической церкви и святой инквизиции, и Рим был серьезно обеспокоен таким поворотом событий в Лангедоке. Кроме того, исходя из своего учения, катары вступали в противоречие и с мирскими властями: их утверждение о господстве в мире зла принципиально отвергало и светский суд, и вообще всю светскую власть.

Однако в Риме прекрасно понимали, как завистливо смотрят бароны Северной Европы на богатые южные земли и города. Не хватало лишь повода, чтобы воспользоваться этой ситуацией и составить из северных дворян своего рода «штурмовые отряды» церкви. Такой случай представился в январе 1208 года, когда в Лангедоке один из придворных графа Раймунда Тулузского убил Пьера де Кастельно — одного из легатов папы римского. Может быть, это преступление к катарам и вовсе не имело никакого отношения, но повод был такой соблазнительный и такой долгожданный… И папа Иннокентий III немедленно объявил крестовый поход против катаров.

Через год после свершения церемонии покаяния графа Тулузского в сторону Пиренеев двинулась армия крестоносцев, которую возглавлял аббат Арнольд — настоятель крупнейшего католического монастыря Сито. А «светским начальником» был назначен Симон де Монфор: сам французский король Филипп II Август не мог возглавить поход, так как готовился к решительным действиям против английского короля Иоанна Безземельного.

В ходе военных действий был опустошен весь Лангедок: рыцари и их кони вытоптали крестьянский урожай, стерли с лица земли города и деревни, большую часть населения перебили. В письме папе Иннокентию III аббат Арнольд с гордостью сообщал, что в расчет не принимались «ни возраст, ни пол, ни занимаемое положение». После такого религиозного «вразумления» Лангедок нельзя было узнать: он превратился в опустошенную разграбленную, распятую землю.

Не смирившись, Лангедок восстал снова и снова был побежден, но и покоренный, он не оставляет мысли о борьбе. Следует отметить, что после завоевания Иерусалима султаном Салах-ад-Дином, когда многим рыцарским орденам пришлось покинуть Палестину, в Лангедоке осело большое число рыцарей-храмовников. Богатые землевладельцы, симпатизировавшие катарам, подарили Ордену крупные земельные участки, замки и крепости.

Альбигойские войны с перерывом длились 20 лет. В конце их у катаров оставался только последний очаг сопротивления — хорошо укрепленный замок Монсегюр, бросивший вызов огромной армии крестоносцев. Замок стоял на крутой скале, охваченной кольцом гор, и возвышался над окрестными долинами наподобие небесной арки. Почти всегда он был освещен солнцем, и редкий человек даже в наши, дни не подивится упорству тех, кто воздвиг на дикой и неприступной вершине его циклопические стены. Атака с ходу была невозможной, как и полное окружение такой большой горы, поэтому в 1234 году королевское войско не решилось на его осаду.

Замок Монсегюр принадлежал Раймону де Перэйе и его знаменитой сестре Экслармонде, которая сама была еретичкой и потому предоставила его катарам для убежища. Возвращаясь из своих опасных и изнурительных поездок по Лангедоку, растоптанному слугами инквизиции, они находили в Монсегюре спокойное и тихое пристанище. Катары считали замок своим святилищем: пока держался Монсегюр, дело их не было до конца проигранным. Это было их духовное царство, куда в минуты самой невыразимой тоски и тяжкого отчаяния обращались взоры южан.

  90