Это выглядело нелепо и, может быть, даже смешно. Но это было опасно. Джон вовремя уклонился от удара, и он пришелся по стенду с прикрепленными на нем пакетиками с луковицами растений. Содержимое разорванных пакетов посыпалось на пол. Тем временем Гэвин, издав воинственный крик, как первобытный воин, снова бросился с вилами на Джона. На этот раз усилие не пропало даром, и Гэвин вскользь задел плечо Джона, вызвав жгучую боль. Гэвин довел бы дело до конца, не остановился до тех пор, пока серьезно не ранил бы Джона или даже не убил, но, когда он замахнулся во второй раз, Лес и один из покупателей схватили его сзади, стараясь заломить руки за спину. Гэвин отбивался, как тигр, огрызался и сквернословил, мычал и резко откидывал голову назад, крутил ею, стараясь укусить Леса за руку. Зажимая плечо, из которого сквозь белье и толстую брезентовую спецовку хлестала кровь, Джон осознал, что Шэрон звонит в полицию.
Женщина подержала двери, чтобы они не закрылись, и двое мужчин повели Гэвина в офис. Они затолкали его за письменный стол, но Лес пытался убедить всех в необходимости связать Гэвина и засунуть в один из контейнеров для фруктовых ящиков. Однако Джон не разрешил. Кровь продолжала течь из раны.
Гэвин все еще держал вилы в руках, но Джону он позволил забрать их. Его руки, мгновенно ослабев, упали на стол, как увядшие листья. Он уронил на них голову и зарыдал.
Часть 4
1
Чарльз не мог вспомнить, когда должен вернуться Манго, в пятницу или субботу. Но точно, что через неделю. Конечно, до приезда Манго он мог бы не предпринимать никаких действий насчет Питера Морана, а просто, ничего не делая, ожидать дальнейших инструкций. Чарльз действительно не мог понять, что происходило.
Во-первых, это могло быть проверкой. Манго говорил, что будет проверять его. Очевидно, это и была проверка его преданности: следовать за Питером Мораном и наблюдать за ним.
Во-вторых, если он когда-либо сомневался в ценности этого дела, приказ от Рози Уайтекер, или Штерна, или кого-нибудь еще прекратить слежку подтверждал значимость наблюдений.
Чарльз не предпринимал никаких действий ни в субботу, ни в воскресенье. Впрочем, в воскресенье он и не мог ничего сделать, никто из родителей в город не собирался. Большую часть дня он отрабатывал карточные фокусы. Один из них назывался «водопад» и заключался в следующем. Колоду из пятидесяти двух карт надо разделить пополам, взять по половине в каждую руку и, выпуская карты тонкой струйкой из ладони, ухитриться так перемешать их, чтобы карта из левой руки следовала за картой из правой, пока вся колода не соберется вместе. Он надеялся отрепетировать трюк достаточно хорошо уже к вечернему чаю, чтобы за столом небрежно, как бы само собой, продемонстрировать свое умение Саре и родителям, но пока он не был доволен своим исполнением. Если уж хочешь совершенства, значит, надо добиваться его, как бы много ни пришлось для этого работать.
Говорили, что Манго боялся вытянуться еще больше и отчаянно надеялся, что перестанет расти. Чарльз был все еще только около пяти футов. [21] Он знал, что, в конечном счете, подрастет, так как родители достаточно высокие, но ему хотелось быть выше сейчас. Рассматривая себя в зеркале, он был беспристрастен. Если бы дело касалось только внешности, какой изумительный ребенок-актер из него получился бы. Прямо Ширли Темпл восьмидесятых. Ангельское личико пристально глядело на него из зеркала. Он узнавал в нем блаженное выражение, «не от мира сего» — как будто взгляд застыл на чем-то потустороннем, — таким художники прошлого наделяли в своих картинах херувимов или святых младенцев. В первую очередь это касалось глаз, но не последнюю роль играл и нежный рот, и бледная жемчужного цвета полупрозрачная кожа. Даже волосы, которые еще на прошлой неделе достигали нежелательной ему длины, закручивались в нежные локоны. «Чертовски хорош! — подумал Чарльз. — Дерьмо…»
Знал ли Манго, что за фрукт этот Питер Моран? Была ли это часть проверки, самой ужасной из всего пережитого, чтобы доказать преданность или даже погибнуть, пытаясь сделать это? Чарльз вспомнил, что где-то читал о новообращенных друидах. Чтобы добиться признания, они должны были пролежать всю ночь в резервуаре с ледяной водой, сочиняя эпические стихи. Но такое суровое испытание было бы для него предпочтительнее того, что его ожидало.