75 
Служитель проводил Вексфорда в больницу, которая находилась в соседнем крыле. По пути им встретились несколько свободно (насколько это возможно к таком месте) передвигающихся обитателей тюрьмы, одетых в спортивные костюмы или в брюки и свитера. Инспектор не смог удержаться и заглянул через внутреннее окно в комнату, где проходил сеанс групповой терапии. Заключенные сидели кружком. Как сказал инспектору тюремный служитель, они открывали друг другу сердца и обнажали свои души, учились вытаскивать на поверхность свои глубинные расстройства. Вексфорд подумал, что выглядят они точно такими же пришибленными и жалкими, как и большинство попавших в тюрьму людей.
В тюремном лазарете стоял тот же запах, что и в стовертонской больнице: смесь лизола, лаймового сока и пота. Все больницы пахнут одинаково, кроме частных, которые пахнут деньгами. Доктор Розенберг размещался в комнате, похожей на каморку дежурной сестры в Стовертоне. Не хватало лишь табачного тумана. За окном открывался вид на ровную зеленую лужайку и ряд столбов электропередачи.
Только что принесли ланч. Вполне достаточно для двоих. Неаппетитные комья коричневой слизи на подушечках из вареного риса — наверное, цыпленок карри, — затем фруктовые пирожки и пакетик искусственных сливок. Вексфорд все равно ел не для удовольствия, а для успокоения, так что сразу же принял приглашение
Сэма Розенберга присоединиться. За едой они говорили о Джеме Хокинге.
Тюремный врач был невысокий коренастый мужчина лет сорока с круглым детским лицом и густой щеткой до срока поседевших волос. Одет он был так же, как заключенные, — в спортивный костюм и кроссовки.
— Ну, что вы думаете? — спросил он, махнув рукой в сторону двери и потолка. — Об этом месте, я имею в виду. Не очень похоже на весь «сервис», а?
Вексфорд понял, что «сервис» означает исправительную систему, и согласился, что и вправду не похоже.
— Конечно, с виду не скажешь, что это действует, если «действие» должно заключаться в том, чтобы они больше ничего не натворили. Но ведь, с другой стороны, здесь трудно судить, потому что большинство из этих парней вряд ли получит возможность где-нибудь что-нибудь натворить. Это пожизненники. — Сэм Розенберг горбушкой хлеба подтер с тарелки остатки соуса. Еда явно пришлась ему по вкусу. — Джем Хокинг сам попросился к нам. Его осудили в сентябре, и сначала он попал не то в Скрабз, не то в Вондсворт. Там он буянил и чуть не разнес тюрьму на куски. Сюда его направили перед самым Рождеством, и в то, чем мы тут занимаемся — а это, если грубо, постоянное проговаривание своих бед, — он сразу бросился с головой.
— А что он совершил?
— За что его посадили? Он забрался в дом, хозяйка которого взяла на уикенд выручку из своей лавки, избил старушку до полусмерти трехкилограммовым молотком и забрал пятьсот фунтов, которые нашел в ее сумочке. Старушке было семьдесят два года.
— Огнестрельное не применял?
— Насколько мне известно, нет. Съешьте пирожок, а? Они с малиной и красной смородиной, совсем не плохи. Сливки у нас обезжиренные, потому что я, знаете, помешан на холестерине. То есть — боюсь его. Стараюсь с ним бороться. Джем сейчас болен. Он думает, что уже умирает, но это не так Пока не так.
Вексфорд поднял бровь:
— Уверен, не от холестерина.
— Да нет. Вообще-то я его холестерин не проверял… — Розенберг замялся. — Многие копы — простите, не хотел вас обидеть, — многие полицейские до сих пор неприязненно относятся к геям. Полисмены все время отпускают шуточки про педиков, кривляются. Может, и вы такой? Нет, я вижу, что нет. Но вы, наверное, все равно думаете, что все гомосексуалисты — парикмахеры и танцоры балета. Не нормальные мужчины. Читали Жене?
— Немного. И очень давно.
Вексфорд попытался вспомнить названия и вспомнил только одно — «Богоматерь цветов».
— А я имел в виду скорее «Керель». Жене лучше, чем кто-либо, показывает, что гомосексуалисты могут быть такими же лихими и жестокими, как мужчины нормальной ориентации. Даже более жестокими, более злыми. Среди них есть воры и убийцы, кровожадные злодеи, а не только модельеры.
— Значит, Джем Хокинг из таких?
— Джем не знает всех этих нынешних теорий, он не «прятался в чулане» и не «выходил из чулана». Но одна из причин, по которой он хотел к нам попасть, — желание открыто говорить о своей гомосексуальности с другими мужчинами. Говорить об этом день за днем, беспрепятственно, рассказывать в группе. В его мире предрассудки властвуют сильнее, чем где бы то ни было. Ну а потом он заболел.
75 
