— Подожди! Вообще, мне это нравится. Я всегда мечтала о мужчине, который подчинит меня.
Отлично. Она снова дышала ровно, снова обрела свою дивную интонацию. Вокс сделал глубокий вдох. Он должен себя контролировать. Этот голос наполнял его желанием. Этот голос подхлестывал его ненависть. Он должен был противостоять ее интонациям, шедшим издалека, словно наваждение, которое следовало уничтожить, пока оно не превратится в нечто иное. Цикл. Он знал, что следует делать.
Кастро снимала одежду одной рукой, не выпуская стакан. Он был уверен, что она разобьет его о подлокотник или о низкий столик. Или воспользуется бутылкой из-под содовой. Ее удобнее держать, стекло толще. Она изогнулась, чтобы стащить с себя юбку с разрезом на боку, обтягивающий свитер. Лифчик с застежкой спереди. Одежда шлюхи. Но очень практично. Она стянула трусики, на ее вспотевшем лице снова появилась нелепая улыбка.
Шум разбившейся бутылки из-под содовой обрадовал Вокса. Он автоматически поднес руку к сумке, пощупал магнитофон, почувствовал, как вибрирует маленький моторчик. Кастро отступала к двери, лицо вытянуто, разбитая бутылка пляшет в руке.
Не двигаясь с места, он просчитывал ее путь. Он снова глубоко вдохнул, тело Кастро превращалось в линию горизонта.
Бросок по горизонтали. До нелепости короткий. Она и он. Вместе. Правой ногой прямо в солнечное сплетение, через долю секунды — левой.
Она упала, захрипев. Он ощутил физическое наслаждение от нападения, оно предвосхищало то удовольствие, которое наступит, когда сам он превратится в чистое действие.
Уже совсем скоро. Сейчас!
Пригвождена к полу. Он вытащил из сумки наручники. Если сковать запястья, зажать их, под ногтями не останется улик. Презерватив, струна.
Наконец, она закричала. Слишком коротко, чтобы привлечь внимание соседей, достаточно долго для записи. Он зажал ей рот рукой, перебирая пальцами, чтобы крик оброс модуляциями. Виолончельная струна захлестнула горло. Он вошел в нее, затягивая струну, опьяненный запахом страха. Он ритмично ослаблял и стягивал петлю, фиксируя все стоны, всхлипы и еще слова, жалкие слова, вылетавшие из этого загубленного горла, этот почти умерший голос. Голос пифии, бьющейся в предсмертных судорогах. Цикл завершается. Осталось сказать молитву. СКАЗАТЬ молитву!
На краткий миг он ослабил давление, прошептал ей на ухо то, что хотел от нее услышать. Она повторила.
— Вселенная… это… машина!
— Повтори!
— Вселенная — это…. Машина!
— ПОВТОРИ!
— Вселенная — это машина!
Действие, чистое действие, действие, чистое действие. Время остановилось, шея вытянулась.
Конец!
Потом освобождение, такое долгое, такое полное, такое светлое. Умереть, расслабиться, вздохнуть, вернуться к биологической жизни. Пока не найдешь чего-то лучшего. Для вечности. Вокс опустил голову на неподвижную грудь и секунд на двадцать провалился в сон.
Женщина, которую когда-то звали Кастро, изменилась, Он снял наручники, сложил руки крестом на груди, терпеливо выпутал виолончельную струну из ошметков плоти на шее, уложил волосы змейками вокруг головы. Глаза вылезали из орбит под закрытыми веками. В горле навсегда остался другой голос. «Добрый вечер, Медуза, я— Вокс, приятно познакомиться». Потрясающий эффект. Он задавался вопросом: кто увидит это до Брюса, легавого. Сосед по дому, почтальон, любовник, полицейский?
Он взял свой стакан, по-прежнему стоявший на низком столике, отнес его на кухню, вымыл, вытер тряпкой и поставил в шкаф. Потом нашел бутылку с растительным маслом и, вернувшись в гостиную, вылил ее содержимое на тело. Прежде чем пойти в ванную, чтобы подготовиться и надеть перчатки, он трогал ее лицо и предплечье, засовывал руку ей под свитер, чтобы дотронуться до живота. Орошение маслом соответствовало техническим требованиям, но, кроме этого, приносило большое облегчение. Он почувствовал, как струя масла смывает остатки напряжения.
Он взял с раковины компакт-диск. В прошлое воскресенье он, пользуясь правом гражданина на анонимность, купил его в «Вержин». Жеманный, предлагающий себя любому, голос ломал последние барьеры целомудрия, сдерживающие толпы зевак. Допинг и смятение. Он навел справки о певице, прежде чем включить ее в свою мизансцену. Дженис Джоплин говорила что-то вроде: «Я чувствовала себя одинокой, и мне не удавалось избавиться от этого чувства, хотя я встречалась со многими людьми». Милая Дженис! Смелая девочка, которая предпочла раствориться в воздухе вместо того, чтобы контролировать систему. Ее называли мятежной. Еще один пример порочного хода мыслей. Дженис просто потерялась.