Это был голый квадрат грязного кафельного пола, зажатый между двумя закрытыми дверями, лестницей с истертыми ступеньками и стойкой за толстым стеклом, на вид пуленепробиваемым. В нем имелось отверстие в форме полумесяца — для передачи ключей и денег. Выше было вырезано круглое окошко, чтобы постояльцы могли докричаться до тощего старика за стойкой. «Что за глупость, — подумал Соломон, — проделывать в пуленепробиваемом стекле дыру, в которую спокойно проходит дуло пистолета. Да грабитель под любым углом повернет свою пушку и обстреляет всю контору!»
Судя по карточке, прикрепленной к его фиолетовой куртке, портье звался Руфусом Брокстоном. Его морщинистое лицо цвета мокрой глины было перерезано напополам сверкающей улыбкой, полной золотых коронок. Брокстон не торопясь поднялся из потертого кресла с подставкой для ног и прошаркал к окошечку:
— Чем могу?
Соломон вынул из кармана пиджака служебную фотографию Эбби Мейнс.
— Вы видели эту девушку:
Улыбка Брокстона стала напряженной:
— А кто интересуется?
— Бенджамин Франклин.
Соломон снова сунул руку в карман, извлек хрустящую стодолларовую банкноту из лежавшей там пачки и, положив ее на стойку, подвинул к старику. Портье мгновенно упрятал деньги в карман брюк.
— Наверху. Комната двести семнадцать. Они жутко шумели несколько часов назад. Даже мне здесь было слышно.
— Они?
— Эта девушка, пара отморозков и пучеглазый мексиканец. Они приходят и уходят. Я не могу со всеми с ними разбираться.
— Сколько их там сейчас?
— А сколько у вас Бенджаминов?
Соломон покачал головой:
— Я не так работаю. Когда я в первый раз запускаю руку за борт пиджака, то достаю деньги. Опа-на!
Дежурный кивнул:
— Отличный фокус…
— Когда я во второй раз запускаю руку за борт пиджака, то достаю пистолет. Беседа приобретает иное направление.
Золотая улыбка Руфуса Брокстона померкла. Он громко сглотнул.
— Думаю, они все наверху, — сказал он. — Ваша малышка, еще одна кокаиновая шлюха и трое мужчин. Я видел, как тот мексиканец поднимался наверх.
— Все пользуются лестницей? Проходят как раз мимо вашего окошечка?
— Совершенно верно.
Соломон развернулся и легко взбежал по скрипучей лестнице на второй этаж. В узком коридоре было пусто, но за закрытыми дверями дребезжала музыка и разговаривали люди.
Соломон прислушался у двери с табличкой «217». Изнутри донесся мужской голос, ему ответил женский, но тихо и неразборчиво. Соломон вытащил из кобуры пистолет и опустил руку, направив дуло в пол. Постучал.
Несколько секунд царило затишье, потом в комнате послышались шаги. Дверь распахнул коренастый меднокожий мужчина с глазами навыкате, большим ртом и тонкими усиками.
— Ты, должно быть, и есть пучеглазый мексиканец, — произнес Соломон.
— Что-что?
Мужчина сощурился, заморгал. В голове его вершили свое дело какие-то сильные наркотики. Соломону это не понравилось. Наркотики делают людей непредсказуемыми, заставляют рисковать, забыв о последствиях и осторожности.
Лучше не усложнять.
Он ткнул дулом сорокапятки в ширинку обвислых брюк мексиканца. При внезапном покушении на его драгоценность глаза мужчины выкатились еще больше.
— Ты внимательно меня слушаешь?
Мексиканец кивнул.
— Там находится женщина, Эбби Мейнс.
— Не знаю, браток. Я только…
Новый, еще более сильный тычок пистолетом заставил мужчину перекоситься от боли. На лбу у него заблестел пот.
— Я хочу, чтобы она вышла из номера. Устрой это.
— Угу
— Кто там? — долетел из недр комнаты гнусавый мужской голос.
Соломон глянул поверх головы мексиканца, но никого больше не увидел. За дверью открывался узкий коридор с входом в ванную с одной стороны и голой стеной — с другой. Остальные обитатели находились за углом, вне поля зрения.
Мексиканец оглянулся.
— Ответь, что все в порядке, — подсказал Соломон.
— Все в поря-адке! — крикнул он. — Тут один тип. Хочет поговорить с Эбби.
— Что за тип?
— Какой-то белый тип.
Пауза.
— Ты коп? — спросил голос.
— Нет, — ответил Соломон.
— Кто ты тогда?
— Я работаю на деда Эбби.
В номере что-то зашуршало. Соломон по-прежнему никого в глубине не видел.
— Чего тебе надо?
— Мне нужно поговорить с Эбби.