61

Он вытянул сцепленные пальцы и сжал их так, что побелели кончики. Мейерс ждал в личном своем кабинете, и звучавший внутри голос все не умолкал. Эта чертова негритянка наотрез отказывалась сообщить, куда она увезла Элизабет, и какое бы наказание для нее ни придумывал Мейерс, он знал, что любое из них ни к чему не приведет. Ничего поделать с ней он не мог. У него были связаны руки. Кармен Дюпри послала его к черту. Вот вам и вся благодарность.

Он попал в переплет. Он принял все меры предосторожности, чтобы никто из обслуги, за исключением Питера Бутера, не узнал об измене Элизабет. Когда Элизабет исчезла, он сообщил охранникам, что у нее, очевидно, нервный срыв — видимо, напряженная общественная жизнь оказалась ей не по силам — и что он беспокоится, не захочет ли она что-нибудь с собой сделать. Он попросил срочно разыскать ее, но шума не поднимать — не дай бог, прознают официальные лица или пресса. Все это было сутки назад.

Он опять сцепил руки и стал крутить большими пальцами.

Она ослушалась. Намеренно выказала неповиновение. Унизила тебя.

Он закрыл глаза. Руки его тряслись. Чего он только не делал, на какие жертвы не шел, желая, чтобы она повзрослела! Разве он нарушал данное ей слово? Разве не учил всему, что нужно знать женщине? Не дал ей все, о чем только можно мечтать? Он вскочил, вдруг поняв, что не в силах усидеть на месте, и, сжав кулаки, стал бегать взад-вперед по комнате. Мало у него волнений? Мало обязанностей, ответственности? Ему надо эту чертову кампанию проводить, а вместо этого его охрана рыскает по городу, разыскивая его жену! Его собственную жену! Кукла чертова! Но будь он проклят, если отпустит ее на все четыре стороны! Будь он проклят, если позволит разбазарить, развеять в прах все, что он создал с таким трудом! Будь он проклят, если он уступит другому, позволив наслаждаться плодами его усилий!

Раздался стук в дверь. Мейерс перестал метаться по комнате. В кабинет вошел охранник:

— Она здесь, сенатор. Миссис Мейерс здесь.

Мейерс перевел дух.

— Где вы ее нашли? — Голос его дрожал.

— Не мы ее нашли. Она сама вернулась. Вошла через парадную дверь несколько минут назад.

Мейерс взглянул на портрет Элизабет над камином. Разумеется, вернулась. Куда же еще ей было идти? Что еще ей было делать? Послонялась, побродила без толку по городу, переночевала разок-другой в отеле, а потом поняла, что ей без него не обойтись. Пришлось вернуться. Он опасался самоубийства — последней ее попытки поступить ему наперекор, назло, но он знал, что этого она не сделает. Не сейчас же, когда она беременна.

— Пришлите ее сюда. — И отвернувшись от охранника, он направился к креслу.

— Сэр?

Он остановился, с досадой оглянулся.

— Я сказал, пришлите ее сюда!

Охранник кашлянул:

— Миссис Мейерс в вашем кабинете, сэр. Она сказала, что будет ждать вас там.

Мейерс вскинул голову, будто не расслышал. «Сказала, что будет ждать вас там». Тупая боль в висках словно взорвалась и охватила лоб, в глаза будто вонзили острые кинжалы.

— Пошел вон отсюда! — приказал он.

Когда дверь открылась, Элизабет Адамс не пошевельнулась. Пробили дедовские часы в углу, словно возвещая о прибытии Роберта Мейерса. Вид ее, сидящей в его кресле, заставил его остановиться в дверях. Его кресло. Ей было известно, что он поставил его у письменного стола как раз напротив двух других горчичного цвета кресел, разделенных стеклянным кофейным столиком. Именно так и такого рода кресла располагались в Овальном кабинете Джона Кеннеди. Он закрыл за собой дверь и спокойно подошел к камину из необработанного камня.

— Что мы должны обсудить с тобой, Элизабет, это ответную меру. — Он говорил, обращаясь к толстому зеркальному стеклу окна. — Мы должны решить, какова будет адекватная мера наказания. Я так понимаю, что ты меня испытываешь… Испытываешь мое терпение. Что так ты хочешь привлечь к себе мое внимание. Хочешь, чтобы я тебя наказал. — Он замолчал и повернулся к ней. — Так что же послужит тебе наказанием, Элизабет? Чего лишить тебя?

— Жизни, — негромко сказала она.

Он метнулся вперед, сбив с кофейного столика вазу с только что срезанными цветами, и обеими руками схватился за кресло. Его искаженное лицо придвинулось совсем близко к ее лицу, но голоса он не повысил, сказав почти шепотом:

— Не думай, что это не приходило мне в голову! Не думай, что именно это я не собирался сделать!

  127