Она поставила на пол возле стола свой портфель и потерла грудь, ощущая жжение в том месте, куда вонзалась игла. Половицы дрогнули. Не поминай лиха… Дверь кабинета распахнулась.
— Вижу, ты явилась!
Вошел Марвин Крокет. При росте пять футов семь дюймов и весе двести пятьдесят фунтов, почти лысый, Крокет напоминал шар в кегельбане. По коридорам он, казалось, не шел, а катился, отчего заметно трясся пол, а подчиненные его впадали в тихую панику, понимая, что зверь вырвался из клетки на свободу. Почти шестидесятилетний Крокет был мечтой психоаналитика — толстый и лысый коротышка, он являл собой ходячее скопище комплексов. Однако шутки с ним были плохи, толщину свою он умело маскировал сшитой на заказ моднейшей одеждой, а недостатки внешности уравновешивал ошеломляющей успешностью в делах. Совладелец и менеджер «Стронг и Термонд», Крокет был безудержным и беспощадным трудоголиком, нарабатывавшим в год по 2800 часов, чудотворцем, приносящим фирме более 6 миллионов прибыли ежегодно. Дане и двенадцати другим своим сотрудникам он не давал ни минуты простоя, не щадя их и швыряя направо и налево, подобно тому как заядлый курильщик расшвыривает вокруг себя окурки, мгновенно превращая в них непочатую пачку сигарет. Сегодня Крокет был в особо придирчивом настроении, так как пригласил на презентацию, за которую отвечала Дана, потенциального клиента, которого собирался взять в оборот.
— Дай-ка мне взглянуть на твой план, — сказал он.
Потянувшись через стол, Дана передала ему папку. Слава богу, Линда отксерила копии. Опасливо взяв в руки папку, словно страшась, что та его укусит, Крокет уселся в кресло напротив и быстро пролистал бумаги. По-видимому, не найдя, к чему придраться, он захлопнул папку.
— Дон Бернсайд будет присутствовать. Крокет обхаживал Бернсайда, как незрелый юнец свою первую любовь.
— Знаю, ты говорил.
— И документы с конференции Фельдмана должны быть сегодня подшиты к делу.
— Я вчера их подшила, — сказала она.
— Через три недели начинается процесс Иверсона.
На понедельник была назначена встреча с клиентом.
— Сегодня к полудню все необходимые документы будут у тебя на столе.
Дану Крокет не одобрял. После рождения Молли она выбрала для себя трехдневную рабочую неделю, посчитав материнские обязанности важнее карьерного роста, почему Крокет и отказывал ей в последнем. Прочие акционеры фирмы также были недовольны ее поведением, но по другой причине. Среди 225 сотрудников фирмы «Стронг и Термонд» Дана была восходящей звездой — из тех, кому поручает дела любая юридическая корпорация: хорошенькая, способная, энергичная женщина, которая умеет когда надо поболтать с клиентом, а когда надо проявить жесткость. Не найдя, чего бы вменить ей в вину, Крокет сказал:
— Утром я искал тебя.
— Я была на приеме у врача.
— Может, опять беременна?
Интересно, знакомо ли ему понятие «половая дискриминация».
— Нет, Марвин, пока еще нет, а если забеременею, сообщу тебе первому.
Крокет с усилием положил ногу на ногу.
— По какому поводу ты была у врача?
Что ж, сам напросился.
— Честно говоря, у меня менструальный цикл нарушен, Марвин. То кровит, то мажется. Вот я и решила провериться.
Крокет густо покраснел и, крякнув, поднялся на ноги.
— Жду тебя ровно в пять в зале заседаний.
Дана закрыла за ним дверь и опустилась в кресло у стола. Хоть смейся, хоть плачь. Список дел разросся до трех страниц. Кажется, плакать предпочтительнее. Она окинула взглядом книжные полки и, остановив его на фотографии Молли в рамочке, неожиданно, как громом, поразилась мыслью, что может навсегда оставить маленькую дочь. Целых шесть лет она искала расположения 25 компаньонов фирмы «Стронги Термонд», трудясь допоздна, не беря выходных, нарабатывая оплачиваемые часы, увеличивая счета фирмы, хлопоча без устали. Она считала, что мечтает стать совладелицей одной из крупнейших в Сиэтле юридических фирм. Но рождение Молли нарушило ее планы, и она мучилась, не зная, как быть. Грант ее не поддерживал. Он говорил, что, сократив свои рабочие часы, она нанесет семье финансовый ущерб, особенно если учесть их новый дом и возросшие ежемесячные выплаты по ипотеке. Но Дана слишком остро ощущала свою вину перед дочерью, каждый день оставляя ее в садике, да еще и работая по выходным. Она обманывала дочь, обманывала себя. И она оставила мысль о партнерстве и выбрала для себя трехдневную рабочую неделю.