Особенно,... 
42 
Хейли определяет Нору на выучку к какому-то алкоголику — бывшему актеру из Королевской Шекспировской труппы, и он опускает голос Норы ниже на октаву.
— Это важно, — наставляет Хейли. — Низкий голос заставляет «петушка» настораживаться и слушать.
Учитель-алкаш округляет Норе гласные, делает четче согласные. Заставляет ее читать монологи Порции, Розалинды, Виолы, Паулины...
- Ты, тиран!
- Какие пытки ты мне уготовишь,
- Колесованье, дыбу иль костер?
- Или велишь сварить в кипящем масле?
Голос у Норы становится интеллигентным. Глубже, сочнее, мелодичнее. Это — составная часть товара. Точно так же, как одежда, которую водит ее покупать Хейли. Книги, которые Хейли заставляет читать. Ежедневная газета. «И не страничку моды читай, детка, или там про киношку, — наставляет Хейли. — Куртизанка перво-наперво знакомится со спортивным разделом, с финансовой страничкой, ну а уж потом может и новости просмотреть».
Нора стала приходить в школу с утренней газетой. Ее подружки на паркинге ловят последнюю минутку, чтобы успеть трахнуться до звонка, а Нора сидит и читает, каков индекс Доу-Джонса, редакторскую страничку. Она читает «Нэшнл Ревью», «Уолл-Стрит джорнел» и дерьмовый «Крисчен Сайнс Монитор».
И теперь только так Нора проводит время на заднем сиденье машин.
В Кабо уезжала «шлюшка Нора», а возвратилась Нора — Ледяная Дева.
— Она снова девственница, — объясняет Элизабет недоумевающим друзьям. Она не хочет сказать ничего обидного, просто, похоже, это правда: Нора съездила в Кабо, и там ей восстановили девственную плеву.
— А я и не знала, что теперь это возможно, — позавидовала их подружка Рейвен.
Элизабет только вздыхает.
Рейвен спрашивает фамилию доктора.
Нора становится завсегдатаем спортзала, по нескольку часов тренируясь на велосипедах-тренажерах, а еще больше на «бегущей дорожке». Хейли нанимает ей личного тренера, настоящую фашистку, свихнувшуюся на здоровом образе жизни, по имени Шерри. Нора прозвала ее «спортивной террористкой». У этой нацистки фигура борзой, и она начинает формировать тело Норы в упругий соблазнительный товар, какой хочет выставить на рынок Хейли. Заставляет ее делать отжимы, приседания, прыжки, поднимать гири.
Самое интересное, что Нора начинает западать на все это — суровые умственные и физические тренировки. Нора постепенно втянулась. Как-то раз утром она встает и отправляется умываться (специальной пенкой, купленной для нее Хейли), смотрится в зеркало и восклицает что-то вроде: «Ого! Кто эта женщина?» Идет на урок, слышит, будто со стороны, свои рассуждения о текущих событиях и опять думает: «Да кто же эта женщина?»
Но кто бы эта женщина ни была, Норе она нравится.
Отец перемен в ней не замечает. Да и как ему разглядеть? — думает Нора. Меня же в бэгги не приносят.
Хейли везет ее на Сансет-Стрип в Лос-Анджелес показать шлюх, подсевших на крэк. Крэк охватил страну, точно вирус, и шлюхи подцепили его. На Сансет самый разгар эпидемии. Шлюхи стоят на коленях в переулках, лежат на спинах в машинах. Есть молодые, есть старые. Нора потрясена, что выглядят они все одинаково — старухами. И такими отвратительными.
— Никогда я такой не стану, — заявляет Нора.
— Но можешь, — возражает Хейли. — Если подсядешь на наркотики. Держись подальше от наркоты, не замутняй себе мозги. А самое главное — откладывай денежки. На пике успеха ты продержишься лет десять—двенадцать, если будешь о себе заботиться. Огромные деньги станешь делать. А потом — все под горку и под горку. А потому нужно приобретать акции, облигации, вкладывать во взаимные фонды [50]. В недвижимость. Я сведу тебя с моим финансовым консультантом.
Ведь девочке обязательно потребуется консультант, думает Хейли.
Нора — товар.
Когда ей исполнится восемнадцать, она будет готова для Белого Дома.
Белые стены, белый ковер, белая мебель. Настоящее мучение содержать все это в чистоте, но труды того стоят: такой интерьер усмиряет мужчин в первую же минуту. (Среди них нет ни одного, кто мальчишкой не напугался бы до колик, пролив соус на белое платье матери.) И когда тут дежурит Хейли, она тоже вся в белом: дом — это я, а я — это дом. Я неприкосновенна, и мой дом также.
А ее девушки всегда носят черное.
И ничего кроме — только черное, безо всяких цветных пятен.
42 
