Но... читается легко и любовь-морковь
298 
Перед Каннской встречей, где Антанта вместе с японцами и немцами договорились о созыве в Генуе экономической конференции с участием России, Савинков ездил в Лондон, был принят Ллойд Джорджем, потом Черчиллем и другими министрами Английский премьер задал ему вопрос о том, как он смотрит на признание советской власти Великобританией Савинков отвечал осторожно и просил предъявить большевикам три требования: признать свободу мелкой частной собственности, свободу личности и свободу советского управления, то есть свободные выборы в Советы Ллойд Джордж обещал, но на переговорах в Каннах и Генуе речи об этом не было.
Кое-какие средства перепадали от Масарика и Бекеша, когда Савинков посещал Прагу Чехи вывезли из Сибири очень много русского имущества и золота и часть средств тратили на поддержку русской эмиграции..
Савинковские эмиссары еще пересекали границу, еще были связи и люди, но их становилось все меньше, потому что ОГПУ, заменившее ЧК, набралось опыта и начало тотальное наступление на все, что могло угрожать диктатуре большевиков. Савинков чувствовал, что делу его жизни приходит конец. В 1923 году он уже был готов заявить, что прекращает борьбу с большевиками. Как всегда, последним прибежищем его была литература, в которой он пытался облечь свои сомнения в художественную форму.
Еще летом 1922 года при переходе границы был задержан адъютант Савинкова, бывший офицер Л. Д. Шешеня. На допросе в ОГПУ он выдал других савинковцев. Взяв заложниками их семьи, ОГПУ затеяло большую игру с «Народным Союзом защиты Родины и Свободы». Была разработана «легенда» существования в России большой антибольшевистской организации, членов которой имитировали чекисты. Эмиссары организации встречались с варшавским представителем НСЗРС Философовым и в Париже даже с самим Савинковым, которому подробно докладывали о деятельности организации, вручали валюту на содержание его газеты и фальшивые разведдонесения. Правдоподобность докладов и донесений подтверждалась письмами схваченных людей Савинкова и специально публикуемыми в печати сообщениями о диверсиях.
Осторожный Савинков в сентябре 1923 года послал в Россию полковника Сергея Эдуардовича Павловского, который тоже был схвачен и подсоединен к игре, но впоследствии не выдержал своей роли, убил тюремного надзирателя и был застрелен при попытке к бегству.
Савинков был полон самых радужных надежд на крупную, разветвленную подпольную организацию в России. Ему уже мерещился переворот. Он видел себя в роли правителя страны, создающего министерства.
Савинков решил отправиться в Россию вместе с супругами Дикгоф-Деренталями Готовился он к этому основательно, и веря и не веря возможности действовать. Он призвал из Праги сестру Веру с мужем и вручил им свой архив, запечатав его и дав указания, как следует распорядиться документами в случае своей гибели, а также составив завещание. Он попрощался с Мережковским и Гиппиус, оставив ей свое поэтическое наследие В Варшаве пробыл недолго и 15 августа проследовал вместе с Деренталями и руководителем варшавского отделения НСЗРС Фомичевым к «окну» в границе. Пилсудского он не известил о своем переходе, и когда польская разведка доложила об этом маршалу, тот написал на полях донесения: «Не верю».
Поверить было действительно трудно, и потому возникла версия о сговоре Савинкова с большевиками, будто бы обещавшими ему не только неприкосновенность, но и руководящее участие в своих делах.
Поляки переходу не препятствовали. На границе группу встретил сманивший Савинкова и заранее выехавший провокатор из ГПУ Федоров (он же Мухин) с группой чекистов, представившихся членами подпольной антисоветской организации. Принимая «меры предосторожности», все двинулись к Минску.
16 августа 1924 года в Минске, в одном из домов на Советской улице, в комнату, где завтракал со своими Савинков, ворвалась толпа чекистов и направила на него револьверы, маузеры, карабины. «Ни с места! Вы арестованы!» По его же описанию, он лишь заметил: «Чисто сделано… Разрешите продолжить завтрак!»
После тщательного обыска все были доставлены в Москву и размещены в камерах внутренней тюрьмы ОГПУ на Лубянке.
Уже 21 августа в руках следователей были собственноручно написанные признания Савинкова. Он перечислял организованные им в царское время террористические акты и каялся, что выступил против «рабоче-крестьянской власти». Все это перемежалось с заверениями, что он «всю жизнь работал только для народа и во имя его», что он был революционером, демократом и любил Россию. И еще Савинков требовал, чтобы его называли не преступником, а военнопленным.
298 
