Контарини, вероятно, решив, что больше Брунетти сказать нечего, поставил портфель на колени и начал рыться в бумагах. Брунетти вздрогнул: суетливые движения адвоката напомнили ему, как копался в своем портфеле Росси. Слегка пофыркивая от удовольствия, Контарини нашел искомый документ и протянул его к Брунетти.
— Как вы видите, комиссар, — сказал он, указывая на печать в верхней части документа, но не выпуская его из рук, — это свидетельство Министерства здравоохранения, выданное более десяти лет назад. — Он придвинул стул ближе к столу. Удостоверившись, что Брунетти внимательно рассматривает бумагу, он продолжил: — В нем сказано, что Джованни Дольфин… — Тут он замолчал, одарив Брунетти улыбкой акулы, готовящейся позавтракать человечинкой. И хотя ему было неудобно — текст был перевернут, — начал читать: — Человек с ограниченными возможностями, которому необходимо оказывать особое предпочтение при получении работы и к которому ни при каких обстоятельствах нельзя относиться предвзято по причине его неспособности выполнять задачи, выходящие за пределы его возможностей. — Его палец двинулся вниз по листу и дополз до последнего абзаца. — Джованни Дольфин объявляется умственно неполноценным и, следовательно, не может отвечать по всей строгости закона.
Контарини выпустил бумагу из рук и наблюдал за тем, как она скользит по поверхности стола к Брунетти. Все еще улыбаясь, он произнес:
— Это копия. Для ваших отчетов. Полагаю, вам когда-нибудь приходилось видеть такие документы, комиссар?
Все члены семьи Брунетти обожали играть в «Монополию». А вот теперь он наблюдал, как в жизни разыгрывается карточка «Бесплатный выход из тюрьмы».
Контарини закрыл портфель и встал:
— Я хотел бы увидеть своего клиента, если это возможно.
— Конечно, — сказал Брунетти, снимая телефонную трубку.
Все трое сидели молча, пока в дверь не постучал Пучетти.
— Пучетти, — обратился к нему комиссар, от взгляда которого не ускользнуло, что молодой человек запыхался, взлетая вверх по лестнице, — пожалуйста, проведите адвоката Контарини вниз, в комнату номер семь, чтобы он мог поговорить со своим клиентом.
Пучетти четко, по уставу, отдал честь. Контарини встал и вопросительно посмотрел на синьорину Дольфин, но она покачала головой и осталась на месте. Контарини произнес необходимые любезности и удалился, широко улыбаясь.
Брунетти и синьорина Дольфин остались вдвоем.
Она не торопилась начинать разговор. Обвела взглядом стены, мебель и только после этого заметила совершенно спокойным голосом:
— Теперь вы знаете, что ничего не можете с ним сделать. Он находится под защитой государства.
Брунетти выжидающе молчал: ему было любопытно, что еще она скажет.
— Что вы собираетесь предпринять? — осведомилась она наконец.
— Вы только что объяснили мне, синьорина, — ничего, — заметил он.
Они сидели как две надгробные статуи, пока, не выдержав, она не пояснила:
— Я не брата имела в виду. — Синьорина Дольфин отвела взгляд и посмотрела в окно, затем снова на Брунетти. — Я хочу знать, что вы собираетесь делать с ним.
Брунетти впервые увидел, как застывшая маска благовоспитанности дрогнула: на лице женщины читались волнение и страх. Играть с ней комиссару не хотелось, поэтому он не стал изображать непонимание.
— Вы имеете в виду даль Карло? — спросил он, не потрудившись назвать официальную должность мздоимца.
Она кивнула.
Брунетти, обдумывая ответ, представил, что могло бы случиться с его домом, если бы Кадастровый отдел был вынужден действовать в рамках закона.
— Я собираюсь отдать его на растерзание волкам, — сказал он не без тайного злорадства и сам удивился, какое удовольствие доставили ему эти слова.
Ее глаза широко открылись от изумления.
— Что вы имеете в виду?
— Я собираюсь передать его сотрудникам Корпуса финансовой гвардии. Они будут рады получить выписки из его банковских счетов, купчие на квартиры, которыми он владеет, номера счетов, на которые его жена, — последнее слово он произнес с особенным вкусом, — переводила деньги. И как только они начнут копаться в документах, да если еще гарантируют неприкосновенность каждому, от кого он получал взятки, они его уничтожат.
— Он потеряет работу, — еле выговорила она.
— Он потеряет все, — поправил ее Брунетти и выдавил угрюмую усмешку.