Особенно,... 
78 
– Я люблю тебя, Джон. Я не могу вынести этого. Что ты делаешь с собой? – Она не поднимала голову, сосредоточив взгляд на земле, на равномерном и бессмысленном движении собственной туфли, ворошившей траву. Голова ее едва доставала Корнтелу до плеча – глядя сверху вниз на ее пушистые светлые волосы, Корнтел вспоминал ту легкую и пушистую стекловату, которую мать покупала под Рождество, чтобы развесить над головами ангелов, украшавших в ту пору их дом.
– Не надо, – взмолился он. – Не стоит. Я не стою того. Ты лее знаешь это теперь, если раньше не знала.
– Сперва я так и подумала, – призналась она. – Я твердила себе, что весь этот год ты меня обманывал, притворялся совсем не тем человеком, каким оказался в пятницу. Но я так и не сумела убедить себя в этом, Джон, как ни старалась. Я так люблю тебя.
– Не надо.
– Я знаю, что ты думаешь – ты думаешь, что я вообразила, будто это ты убил Мэттью Уотли. Ведь все сходится, да? Сходится как нельзя лучше. Но я не верю, что ты убил его, Джон, я уверена – ты ни разу и пальцем к нему не притронулся. Вообще-то, – тут она наконец осмелилась посмотреть ему в лицо и трепетно улыбнулась, – вообще-то я не знаю, обратил ли ты хоть раз внимание на Мэттью. Ты ведь такой рассеянный.
Шутка должна была рассеять напряжение, но она прозвучала чересчур натянуто.
– Это не важно, – возразил Корнтел. – Я отвечал за Мэттью. Я мог бы с тем же успехом убить его собственными руками. Когда полиция выяснит кое-что про меня, мне придется из кожи вон вылезти, чтобы отвести от себя подозрение.
– От меня они ничего не узнают. Клянусь!
– Не клянись. Это обещание может оказаться невыполнимым. Линли отнюдь не дурак. Скоро он захочет поговорить с тобой, Эм.
Они вышли уже на середину футбольного поля. Эмилия остановилась и пристально поглядела на своего спутника. Легкий ветерок ворошил ее волосы.
– Если он так умен, он же должен понять, что ты не можешь быть повинен в исчезновении Мэттью, ведь ты сам обратился к нему за помощью. Он должен учитывать это, что бы он там ни выяснил насчет тебя!
– Напротив, это вполне могло быть хитроумной уловкой. Убийца сам обращается в полицию, прикидываясь ни в чем не повинной овечкой. Несомненно, Томасу уже доводилось сталкиваться с подобными случаями. И он не станет вычеркивать меня из списка подозреваемых только потому, что у нас с ним один и тот же школьный галстук. Эмилия, Мэттью Уотли пытали. Его пытали.
Она осторожно коснулась его руки:
– И ты думаешь, Линли вообразит, что это ты увез мальчика из школы? Что это ты пытал его, убил, перебросил тело через кладбищенскую стену, а потом возвратился в школу и сохранил столько хладнокровия, что сам отправился в полицию просить помощи?
Корнтел скосил взгляд на ее руку, маленькую белую ладонь на фоне черной учительской мантии.
– Ты ведь догадываешься, что это вполне возможно, да?
– Нет! Ты испытывал любопытство, Джон, дурное любопытство, и ничего более. Это вовсе не улика– для Линли, и не симптом психического отклонения – для меня. Ты так решил только потому, что я запаниковала. Это было глупо. Я повела себя точно дурочка. Я не знала, как тут быть.
– Ты меня не знала. Не знала до конца. До того вечера в пятницу ты меня не знала. А теперь открылось все самое худшее, так? Как же мы назовем это– то, что стало известно тебе, Эмилия? Болезнь? Извращение? Как еще?
– Не знаю и знать не хочу. Это не имеет никакого отношения к тому, что случилось с Мэттью Уотли. Это не имеет никакого отношения к нам. Никакого отношения!
В голосе женщины звучала глубочайшая убежденность. Корнтел невольно восхищался ее отвагой, понимая при этом, что на самом деле «нас» уже не существует, а может быть, и никогда не существовало. Он, как и прежде, готов был преклоняться перед бесстрашной искренностью Эмилии. Ради него она рисковала собой, ради него, ради того, что она считала любовью, она отрекалась от самолюбия и даже от благоразумия, но он-то знал, что чувство, которое могло бы вспыхнуть между ними– да, Эмилия трогала и волновала его, как никакая другая женщина, – это чувство умерло в пятницу. Пусть сейчас она лжет и пытается воскресить угасшую любовь, на самом деле она испытывает лишь горечь утраты и потребность сохранить хотя бы дружбу, что связывала их прежде. В пятницу ночью ее лицо не сумело скрыть истину. Любовь между мужчиной и женщиной не всегда умирает долго– подчас бывает достаточно мгновения, чтобы уничтожить ее. Корнтел хотел объяснить все это Эмилии, но его время вышло.
78 
