Сартр поясняет, что его исследование направлено на то, чтобы описать человеческое существование. Его первоначальный интерес состоит не в том, чтобы сказать, на что должны быть похожи люди и на что они похожи в действительности. Например, он говорит не о том, что мы должны делать свободный выбор, а о том, что условия существования человека таковы, что мы не можем избежать такого выбора.
Таким образом, Сартр утверждает, что каждый должен делать свой собственный выбор своего мира. Однако здесь возникает проблема: ведь каждый должен делать то же самое. Выбор индивидуален, даже если один выбирает за всех людей.
Мы отказываемся от свободы, потому что в признании ее мы испытываем страдание, говорит Сартр. Страдание ощущается там, где не существует ничего, что определяет выбор, и где все возможно. Он пишет, что «в тот самый момент, когда я постигаю свое бытие как ужас пропасти, я сознаю этот ужас как не определенный в отношении к моему возможному поведению. В одном смысле этот ужас требует благоразумного поведения, и он есть сам по себе предварительный набросок этого поведения. В другом смысле он закладывает окончательные моменты этого поведения только как возможные, именно потому, что я не постигаю его как причину этих конечных моментов». Понятие страдания, или страха, становится краеугольным камнем экзистенциализма. Однако страдание никоим образом не является единственным или даже необходимым следствием реализации свободы. Экзистенциальное мышление, несомненно, не может быть сконструировано как возникающее единственно из отчаяния перед лицом абсурдности.
В защиту своих идей от обвинения в пессимизме Сартр говорил, что неправильно рассматривать в таком духе его философию, «ибо ни одна доктрина не является более оптимистичной, так как у нее судьба человека помещается в него самого» («экзистенциализм — это гуманизм»).
Десять лет прошло, прежде чем Сартр уяснил себе, что никакой особой системы морали экзистенциализм не подразумевает, да и сама эта философская позиция — скорее «идеология», нежели философское постижение в собственном смысле слова. И этот акт индивидуального самопознания — итог целой серии «интеллектуальных экспериментов»: прозаической трилогии «Дороги свободы» (1945–1949), теоретических эссе вроде «Что такое литература» (1947), и в первую очередь пьес, из которых особенный резонанс вызвали «Грязные руки» (1948) и «Дьявол и Господь Бог» (1951).
Когда закончилась война с нацизмом, политическая ситуация необычайно усложнилась, и снова возникла проблема политического самоопределения и морального обоснования своей позиции. Исходные условия задачи четко формулирует один из персонажей пьесы «Дьявол и Господь Бог»: «Мир несправедлив; раз ты его приемлешь — значит становишься сообщником, а захочешь изменить — станешь палачом». И, тем не менее, Сартр свой выбор сделал, — выбор в пользу изменения мира.
В 1952 году в Открытом письме Альберу Камю он писал: «Наша свобода сегодня есть не что иное, как свободный выбор борьбы за то, чтобы стать свободными». Точка зрения «реальной политики» начинает преобладать в его мышлении. Он против капитализма с присущей ему эксплуатацией рабочего класса, против колониализма и американского империализма, поддерживающего колониализм. Он выступает в защиту Анри Мартена, военного моряка-коммуниста, осужденного на пять лет тюрьмы за пропаганду против войны в Индокитае, и сближается с коммунистами в рамках движения сторонников мира. Его тесные отношения с коммунистами продолжаются вплоть до 1956 года, когда венгерские события заставили его выступить со статьей «Призрак Сталина». Но его волнует не только «призрак Сталина», но и призрак фашизма, возвращающегося во Францию под лозунгом «Алжир — французский» и с программой военного подавления освободительного движения народа. Это тема самой знаменитой, пожалуй, его пьесы «Затворники Альтоны».
Политическая деятельность Сартра принесла ему глубокое разочарование и привела к попытке радикально реконструировать свою мысль. Он задумал работу «Критика диалектического разума» в двух томах: первый — как теоретическое и абстрактное исследование, второй — как трактовку истории. Однако «Критика» так и не была завершена. Сартр отказался от второго тома после написания лишь нескольких глав. Первый том был опубликован в 1960 году и оценен как «монстр нечитабельности». Сартр ошеломил публику признанием, что в настоящее время один лишь марксизм становится «почвой всякой индивидуальной мысли и горизонтом всей культуры».