Нить десятая.

Её было слышно с первого шага по коридору лазарета. С того самого момента, как поднялась на лестничную площадку второго этажа.

— Если я сейчас войду и увижу, что все разрушения сводятся к покосившейся прогнившей балке, произошли не по злому умыслу нарушителя закона, а по недосмотру вьера, следящего за состоянием казённого имущества, клянусь, вы пожалеете, что разбудили меня среди ночи и вытащили из постели, которую нам с любимым мужем только-только удалось согреть! Вы будете жалеть долго, искренне, заливаясь горючими слезами и умоляя о прощении, которого не заслуживаете. И которое не получите! Всё ясно? — На повышенных тонах и с осознанием полного права быть недовольным тараторил женский голос.

Мужской голос, хриплый и несколько сконфуженный, оправдывался:

— Не извольте серчать, hevary, мы ж никогда в жизни... да чтоб по пустякам... постель — оно вообще, дело святое... а любимый муж так и вовсе...

Последние слова оказались несомненной ошибкой, потому что женщина переспросила, резко охлаждая тон до полного замерзания:

— Что-что вы хотите сказать о моём супруге, милейший?

Дальнейшие речи мужчины, сопровождавшего новую участницу ночного переполоха на пути к месту возникновения оного, состояли только из беканья и меканья. Даже переступив порог, стражник, дородность которого указывала на явное отсутствие в распорядке службы пробежек по городу, не решился произнести что-то осмысленное: указал на дыру в стене рукой, шагнул в сторону, освобождая проход, и застыл рядом с дверью, силясь придать себе вид готовности исполнить любой приказ. Впрочем, вошедшая следом женщина заслуживала и большей почтительности.

Не слишком высокая, но способная легко заглянуть в глаза мужчине среднего роста, тонкокостная, подвижная и порывистая: подбитый длинноворсным мехом плащ слетел с широких плеч на подставленные руки стражника в тот же миг, как серо-синие глаза пришелицы расширились, взглянув на развороченную стену.

Привычно-ловкое движение рук, собирающих волну каштановых волос витками и закалывающих полученный пучок костяной шпилькой, в прежней жизни явно бывшей лекарским инструментом для определения глубины ран. Стремительные шаги к центру комнаты. Столь же стремительная остановка. Засучивание правого рукава плотной рубашки с целью освободить для обозрения широкий наборный браслет из бусин. Удивлённо цокнувший язык. Минута раздумий без малейшего шевеления, потом резкий разворот к сидящим на кровати и кутающимся в одно одеяло очевидцам. То бишь, к нам с целителем.

— В котором часу всё случилось?

Мы дружно открыли рты, но первым ответил стражник, решивший выслужиться и тем самым сгладить неосмотрительно произведённое нелестное впечатление:

— Аккурат после третьего звона^[11], hevary!

Женщина сдвинула брови, соорудив на высоком лбу поперечную морщинку, и продолжила начатый ещё в коридоре разгром:

— Зачем же этих бедолаг до сих пор морозите?

— Дык, они ж свидетели. Положено! — Вытянулся по стойке «смирно» стражник.

— Хорошо хоть, не покладено, — окинув нас сочувствующим взглядом, тихо заметила женщина. — Собственно, свидетели мне пока не нужны: подозреваю, что в комнате было темно, а всё действо заняло считанные вдохи, поэтому вряд ли можно будет добиться связных описаний происшествия. Можете отправляться спать, мальчики... или согреваться. Как сами решите.

Я ничего не имел против столь щедрого и уместного предложения, но Галчонок думал иначе, потому что оскорблённо вскинулся:

— Откажетесь от помощи мага?

Теперь полукружья густых бровей пришелицы приподнялись, меняя морщинку с поперечной на продольную.

— Мага? Извольте доложить по форме: имя, звание, обязанности.

Целитель соскочил с кровати, оставляя одеяло в полном моём распоряжении, выпрямил спину, подражая стражникам, и гордо сообщил:

  79