— Вот как? Мальчик вырос...
Даже не видя губ Магрит, могу утверждать: она улыбается.
— Он не имел права делать предложение! — Мирный ход беседы снова нарушился вмешательством отца, недовольного личной жизнью дочери.
— Почему? — хором спросила другая сторона спорщиков.
— Потому что оно равносильно убийству!
Ты прав, Скелрон, и это понятно мне лучше всех присутствующих. Тысячу раз прав. Я даже не могу отпустить на волю свои чувства, потому что их свобода разрушит права на существование всех прочих — разрушит мир.
— Но ведь никто не умер, верно? Так что же мешает нам всем забыть и оставить в покое...
Однако предложение Ксаррона не возымело действия:
— И кто говорит мне об этом? Тот, кто сам прекрасно знает: в жизни дракона бывает только одна любовь!
— Если так, почему бы не соединить влюблённых? — спросила Магрит. — Пусть обряд не был завершён, но... Ведь он вполне может завершиться удачно.
— Я никогда не отдам руку Шерри этому... этому... Он...
Попытки Скелрона подобрать для меня оскорбительные определения были прерваны прозвучавшим от дверей зала спокойным и чуть насмешливым:
— Только не говори, что мой сын недостоин твоей дочери.
— Моррон?!
Белоснежная седина коротких волос, как и в прошлые наши встречи, словно взбитая и взлохмаченная невидимым ветром. Усталое и всё же донельзя довольное лицо человека, завершившего долгое и трудное дело. Чёрная ткань костюма кажется слегка измятой, но не по линиям фигуры, как будто только недавно была одета, а до того пылилась в сундуке. Тёмные глаза совсем ввалились... Интересно, где был и что делал мой отец, если выглядит таким измождённым?
— Привет, Скелли. Как поживаешь? А впрочем, вижу, что не шибко счастливо... К сожалению, не могу успокоить или подбодрить, я пока ещё не выдавал свою дочку замуж и не знаю, каково это.
— О замужестве не может быть и речи!
— Да неужели?
Моррон подошёл, ласково поцеловал Магрит в лоб и занял позицию между ней и возмущённо вскинувшимся Скелроном.
— Шутишь?! Ты же сам понимаешь, что...
— Я не собираюсь вмешиваться в дела детей. И тебе не советую, пусть разбираются сами.
— Ах вот как ты заговорил?! Что я слышу в твоём голосе? Страх, вот что! Ты боишься, Мор, трясёшься, как последний трус, потому и не желаешь признавать очевидного!
— Чего именно?
— Ваша беспечность зашла слишком далеко! Чудовище выросло, как вы не понимаете?! Оно выросло и скоро пожрёт всех нас! Но начинать ему с моей дочери я не позволю! Лучше прямо сейчас...
— «Прямо сейчас» что?
Вопрос прозвучал почти невинно, но в исполнении Моррона подобный тон почему-то испугал меня больше, чем явная угроза. А вот пришелец был далёк от внимания к тонкостям смены настроения.
— Уничтожить его! Я не требую, чтобы кто-то из Дома принимал участие, понимая ваши чувства, мне всего лишь нужно, чтобы вы...
— Рассчитываешь на свои силы, Скелли? А мне всегда казалось, ты ненавидишь сражения и не располагаешь необходимым опытом. Что-то изменилось за время, проведённое мной в Зале Свершений?
— Меня ведёт долг отца, обязанного защитить своего ребёнка!
— Долг отца? — Моррон задумчиво погладил вихры ладонью. — Могущественное оружие. Но оно есть у каждого из нас, верно? Померяемся силами?
Скелрон вздрогнул:
— Ты хочешь...
— Я не пропущу тебя.
— Ты...
— Хочешь убивать? Давай. Но сначала тебе придётся проделать эту штуку со мной.
— Не дури, Мор!
— Почему бы и нет? — Мой отец пожал плечами. — Я люблю совершать глупости. Это наследственное и, как вижу, успешно передаётся от отца к сыну.
— Мор!
— У тебя есть только два пути: вперёд или назад. Какой выберешь?
Странно, я всегда полагал, что с возрастом, то бишь с накоплением опыта, удачного и неудачного, любое существо становится... скажем так, разумнее и перестаёт поддаваться на уловки, свойственные детям. В частности, не ведётся на «слабачка». Допускаю, что Моррон, которому надоели серьёзные занятия, разрешил себе малость пошалить, но чтобы пришедший ради исполнения важного дела так быстро и охотно принял предложенные правила игры...
Скелрон не стал долго раздумывать, хотя именно ему и стоило взять передышку на тщательное взвешивание плюсов и минусов поступившего предложения. Нарушитель границ чужого дома, оскорбитель, оказавшийся против целой семьи, должен бы быть много осторожнее в своих дальнейших действиях. Но, видимо, упомянутый отцовский долг оказался сильнее доводов разума, и я невольно почувствовал облегчение, вспомнив, что сам никогда не обзаведусь детьми. Страшно подумать, на какие «подвиги» толкнули бы меня неприятности моих любимых чад.