95 
Угу. Можно было бы поверить, если бы даже физически не ощущалось, что фроляйн Штерн каждой фразой снисходит до общения, а не искренне интересуется мнением собеседников. Но это не ее вина, отнюдь. Привычка? Похоже. Но не только. Есть в поведении женщины что-то неуловимое, но до боли напоминающее… Да, именно профессионализм. Словно она долго и всерьез оттачивала какие-то навыки, а теперь просто неспособна не пользоваться ими в подходящей ситуации.
— Наверное. Но я никак не могу определиться, обрадовала она меня или напугала.
— Страх часто идет рука об руку с удовольствием, но в данном случае… Что именно напугало вас?
— Финальное двустишие.
Анна помолчала, а потом спросила, тихо, но так, что каждый звук сверлом вошел в мое сознание:
— А вам никогда не было тесно в вашей клетке?
В моей клетке? Но разве я когда-либо был пленником? Разве что-то сдерживало меня, сковывало порывы души и тела? Разве я…
Трудно дышать. Кондиционер в автомобиле работает добросовестно, но освежить внезапно пересохшую слизистую не может. Клетка? Она самая. А из чего согласно песне сделаны прутья моего узилища? Правда, будь она проклята!
Почему кто-то когда-то сказал, что правда дарует свободу, а мы, люди, с радостью в это поверили? Все совсем наоборот, и не нужно в поисках доказательства строить логические цепочки и лезть в дебри философии. Теория всегда должна поверяться практическими примерами, верно? Так зачем ходить далеко?
Моя правда состоит в том, что я — сьюп. Не медиум даже, а именно сьюп, созданный искусственно, насильственным вмешательством в природу. Я не срастался со своими возможностями постепенно, с раннего детства, а получил их в полное распоряжение, сразу и скопом. Или они получили в свое распоряжение меня? Кто из нас кому служит? Где она, моя свобода?
Я могу узнавать чужие мысли, но что в том проку? Многостраничные томы Хартии запрещают мне пользоваться моим талантом свободно. Существуют тысячи ситуаций, в которых медиум может хоть сгореть изнутри, но не имеет права сделать шаг в сторону от предписанного поведения. Например, оружие: нам запрещено ношение любого его вида. Но точно так же нам запрещено драться, даже спасая свою жизнь. Правда, этот запрет добровольный и внутренний, но разве от этого он становится менее тяжким грузом? Если медиум поднимает руку на другого человека, он и виноват. По умолчанию. Да, не последует никаких судебных разбирательств, потому что всем известно, насколько ранима наша психика, но если мы будем злоупотреблять этим своим подобием безнаказанности, нас ждут лечебница и постоянный прием соответствующих препаратов. До конца жизни.
Около шести лет назад я выбрался из клетки одной правды, чтобы попасть в плен другой. Мне было тесно тогда… И стало тесно сейчас. Знакомое ощущение. Наверное, оно почти всегда сосуществует с любым человеком, но можно продолжать жить в захламленном мирке правды, верной только для тебя одного. Если не задумываться. Если не слышать и не слушать странных песен…
— Я не думал об этом.
— А есть желание подумать?
— Теперь? Пожалуй.
Она снова улыбнулась, то ли удовлетворенно, то ли устало.
— Мы приехали! — сообщила Агата, увидев в окне машины знакомый дом. — Спасибо огромное, фроляйн Штерн!
— Не за что, дорогая моя. Не забудь поесть поплотнее и перед сном выпить чай с мятой.
— До свидания!
Я тоже выбрался из машины, но даже не догнал свою спутницу: девушка оказалась у двери намного быстрее. Правда, фроляйн Кёне обернулась и попросила:
— Подожди пару минут, ладно, дядя Джек? Мне нужно кое-что тебе отдать.
Отдать? Вроде бы я ничего не просил, и никто мне ничего не обещал.
Пара минут вытянулась в целую пятерку, но мое терпение выиграло схватку со временем, и я стал обладателем плоской пластиковой коробочки.
— Спасибо, что был со мной сегодня, — с трогательной серьезностью сказала Агата. — А можно я кое о чем попрошу?
— Конечно.
— Когда встретишь моего братца, врежь ему, как следует. От моего имени.
Девушка приподнялась на цыпочки, чмокнула меня в щеку и скрылась за дверью.
Врезать, значит? Неплохая идея, тем более, весьма совпадающая с моими собственными желаниями. Но сначала нужно вернуться домой и выспаться.
Блондинка тоже покинула машину, пока мы с фроляйн Кёне прощались, и теперь стояла, бедрами опираясь на капот. Честно говоря, я ожидал, что она еще и закурит, небрежным движением достав тонкую сигарету из какой-нибудь серебряной коробочки, но реальность снова не совпала с фантазиями: Анна всего лишь скрестила руки на груди и приподняла подбородок, закрывая глаза и подставляя лицо ночному ветру.
95 
