27 
Держа блокнот на коленях, он закончил запись, поставив точку после буквы «Л». Где-то рядом грохотала дрель, сверлящая оконный проем. Итак, Камилла звонила не за тем, чтобы насладиться воспоминаниями, а просто для того, чтобы поговорить о четверке, которую он показал ей утром. Адамберг встал и, переступая через строительный мусор, пошел в кабинет Данглара.
– Вы нашли этот файл? – вежливо поинтересовался Адамберг.
Данглар кивнул и ткнул пальцем в экран, на котором, как космические звезды, с огромной скоростью проносились увеличенные отпечатки больших пальцев.
Адамберг обошел стол и сел напротив Данглара.
– Если бы нужно было назвать точную цифру, сколько, по-вашему, в Париже существует домов с четверкой на дверях?
– Три, – ответил Данглар.
Адамберг поднял пальцы:
– Три плюс девять – двенадцать. Учитывая, что мало кому из жильцов пришло в голову сообщить об этом, не считая трусов, бездельников и невротиков, а их среди нас немало, получается около тридцати домов, разукрашенных непризнанным художником.
– Такие же четверки? Той же формы и цвета?
– Точь-в-точь.
– И снова одна из дверей не тронута?
– Придется проверить.
– Вы собираетесь этим заняться?
– Пожалуй, да.
Данглар положил руки на ляжки.
– Я уже видел эту четверку, – сказал он.
– Камилла тоже.
Данглар приподнял бровь.
– На странице книги, лежащей на столе, – пояснил Адамберг. – У друга одной подруги.
– А что за книга?
– Она не знает. Думает, что по истории, потому что парень днем занимается уборкой квартир, а вечерами историей Средневековья.
– Разве обычно бывает не наоборот?
– Что значит «обычно»?
Данглар взял со стола бутылку пива и сделал глоток.
– А вы где ее видели? – спросил Адамберг.
– Уже не помню. Где-то далеко, и это было давно.
– Если эта четверка существовала и раньше, то живопись тут ни при чем.
– Согласен, – ответил Данглар.
– Ведь новое течение в живописи подразумевает творчество, не так ли?
– В основном да.
– Так что будем делать с вашим художником?
Данглар поморщился.
– Забудем о нем, – сказал он.
– А кем мы его заменим?
– Человеком, который нас не интересует.
Адамберг прошелся по комнате, не обращая внимания на груды мусора, и его старые ботинки покрылись белой пылью.
– Я думал, теперь у нас другая работа, – заметил Данглар. – Нас перевели в уголовный розыск, отдел по расследованию убийств.
– Я помню, – отозвался Адамберг.
– В этих девяти домах были совершены преступления?
– Нет.
– Может, нападение, угрозы или шантаж?
– Нет, вы же сами прекрасно знаете.
– Так чего же мы об этом толкуем?
– Потому что есть предвестие преступления, Данглар.
– Вы это в четверках разглядели?
– Да. В них какая-то молчаливая угроза. И очень серьезная.
Адамберг взглянул на часы:
– Я успею взять с собой… – Он на секунду глянул в блокнот. – Взять с собой Бартено осмотреть какой-нибудь из этих домов.
Пока Адамберг ходил за курткой, которую небрежно кинул на стул, Данглар оделся, старательно расправляя полы пиджака. Будучи некрасивым, Данглар старался выглядеть элегантно.
XI
Декамбре вернулся довольно поздно, и до ужина у него осталось время, только чтобы забрать очередное «странное» послание, которое Жосс для него отложил.
(…) когда появляются ядовитые грибы, когда поля и леса покрываются паутиной, когда скот болеет и умирает прямо на пастбище, как и дикие звери в лесу, когда хлеб быстро плесневеет; когда на снегу можно видеть рано выползших мух, червей или комаров (…)
Пока Лизбета проходила по дому, созывая жильцов к столу, он сложил записку. И когда он быстро положил руку Жоссу на плечо, его лицо было не таким лучезарным, как утром.
– Нам надо поговорить, – сказал он. – Сегодня вечером в «Викинге». Не хочу, чтобы нас услышали.
– Хороший улов? – спросил Жосс.
– Хороший, но смертельно опасный. Для нас это слишком крупная рыба.
Жосс поглядел на него с сомнением.
– Верьте мне, Ле Герн. Слово бретонца.
За ужином благодаря наполовину выдуманному семейному анекдоту Жоссу удалось вызвать улыбку у повесившей нос Евы, и он ощутил некоторую гордость. Потом он помог Лизбете убрать со стола, отчасти по привычке, отчасти чтобы побыть с нею рядом. Он уже собрался идти в «Викинг», когда увидел, как она вышла из своей комнаты в черном сверкающем вечернем платье, облегающем ее дородное тело. Она быстро прошла мимо, улыбнувшись ему мимоходом, и у Жосса что-то сжалось внутри.
27 
