Последние отзывы

  160  

Над Жуковым была управа, потому не мог он развернуться на полную мощь, да и полномочия его расстрельные действовали только четыре года войны. Дали бы ему 30 лет верховной власти без ограничений, как Сталину, уж он бы натворил. Во всем видны признаки и проявления безумной кровожадности.

После Ленинграда Жуков командовал Западным фронтом. Стиль тот же самый. Жуков принял Западный фронт 8 октября 1941 года. Вот шифровка командующему 49-й армии генерал-лейтенанту И.Г. Захаркину 12 октября: «...Переходом в контрнаступление восстановить положение. В противном случае за самовольный отход из гор. Калуга не только командование частей, но и вы будете расстреляны...» (А.Н. Мерцалов, Л.А. Мерцалова. Иной Жуков. М., 1996. С. 66).

Жуков явно страдал психическим расстройством. 8 ноября 1941 года командующий 43-й армией Западного фронта генерал-майор К.Д. Голубев обратился к Верховному Главнокомандующему: так работать невозможно. Голубев писал Сталину: «На второй день по приезде меня обещали расстрелять, на третий день отдать под суд, на четвертый день грозили расстрелять перед строем армии» (Известия ЦК КПСС. 1991. No 3. С. 220-221).

Но в оправдание Жукову надо сказать: он просто изнывал от переполнявшего его чувства справедливости. Ю. Сигачев о Жукове: «Одним из главных вопросов жизни партии он считал преодоление наследства культа личности Сталина. И в годы хрущевской опалы маршал оставался верен курсу ХХ съезда на десталинизацию, хотел рассказать народу правду о „вожде всех времен“, правду о событиях Великой Отечественной войны, как он их видел» («Родина». 2000. Октябрь.).

Вот видите, каким добрым был Георгий Константинович: ужасно хотел разоблачить Сталина за то, что он, прохвост, возвращенных из плена бойцов в лагеря сажал. А сам, будь его воля, в лагеря бы не сажал, а расстреливал. Вместе с детьми, братьями, сестрами, отцами и матерями.

Стремление Жукова разоблачить Сталина похвально. Но было бы неплохо, если бы он и о себе немного рассказал. Читайте приказы Сталина, которые он подписывал во время войны. Есть ли в них слово «расстрел»? Ищите, копайтесь, не найдете. Сталин был величайшим преступником, однако у него было достаточно ума, чтобы говорить с народом и армией другим языком.

— 7 -

Не только Сталина Жуков разоблачал за зверство в отношении бойцов и командиров, попавших в германский плен. Жуков обличал главного сталинского контролера — наркома государственного контроля Л.З. Мехлиса, а Константин Симонов старательно записывал и публиковал слова почти святого Георгия: «...У нас Мехлис додумался до того, что выдумал формулу: „Каждый, кто попал в плен — предатель Родины“... по теории Мехлиса выходило, что даже вернувшиеся, пройдя через этот ад, должны были дома встретить такое отношение к себе, чтобы они раскаялись в том, что тогда, в 41-м или 42-м не лишили себя жизни... Как можно требовать огульного презрения ко всем, кто попал в плен в результате постигших нас в начале войны катастроф!» (К.М. Симонов. Глазами человека моего поколения. М., 1988. С. 329).

Злодей Мехлис требовал огульного презрения ко всем, кто попал в плен, а ласковый Жуков подписал приказ о расстреле семей бойцов и командиров, которые попали в плен, и о расстреле их самих после возвращения из плена.

И Жуков возмущен зверством Мехлиса.

Официальный орган Агитпропа современной России журнал «Родина» (октябрь 2000 г.) исходит восторгом: Жуков написал «откровенные, никого не щадящие мемуары»! Уточним: кроме себя самого. Уж себя-то, любимого, пощадил.

Жуков бросился разоблачать Сталина, но пришел в бешенство, когда писатель Чаковский осмелился написать, что великий полководец однажды кому-то пригрозил расстрелом. Да не просто в бешенство пришел, а настрочил донос в ЦК КПСС: дело политическое, клеветник Чаковский совершил идеологическую диверсию, он льет воду на мельницу буржуазных фальсификаторов!

Самое страшное в том, что ярость Жукова неподдельная. Он искренне верил, что никого не расстреливал сам, заложников не брал, приказов о расстрелах не подписывал и даже никогда никому расстрелом не угрожал. Он верил в то, что на войне удерживал рубежи не поголовными пулеметными расстрелами, а методом убеждения, личным авторитетом, взывая к патриотическим чувствам бойцов и командиров. Жуков обратился в ЦК, но ведь именно там хранилось невероятное множество свидетельств о запредельном жуковском зверстве.

Однажды мне пришлось присутствовать на приеме, где собрались врачи с громкими именами: хирурги, кардиологи, невропатологи. И вдруг среди них — психиатр с мировым именем. Такой момент упустить не мог. Не называя имени героя, описал ситуацию в общих чертах. Итак, некий человек, по натуре садист, совершил множество преступлений. Он о них не помнит. Он уверен, что такого не было и быть не могло. Он крайне болезненно реагирует даже на намек о своих преступлениях. Причем намек сделан не для того, чтобы осудить, а чтобы прославить, чтобы преступления в глазах общества превратить в проявления спасительной энергии. Этот человек обращается с доносом на «клеветника» в самые высокие инстанции, наперед зная, что именно там, в этих инстанциях, хранятся во множестве документы, которые «клевету» не опровергают, а подтверждают. Вместе с тем этот садист ставит перед собой цель жизни: разоблачить других злодеев, совершивших подобные преступления, правда, с меньшей жестокостью.

  160