Нелл Гвинн 1972

Дэвид Маммери, в застиранном, чистом пиджаке из светлой льняной ткани, вышел из книжного магазина «Фридом» на Ред-Лайон и пересек Хай-Холборн, чтобы срезать путь через Линкольн-Инн-Филдз. Поэтому еще до прибытия в офис своего кузена на Чансери-лейн он уже вдоволь надышался весенним воздухом. Чтобы производить более современное впечатление, он отрастил бороду и волосы, но по-прежнему стойко сопротивлялся тому чудовищному давлению, которое пытался оказать на него диктат моды. Во время его последнего пребывания в психиатрической больнице другие пациенты даже удивлялись его незнанию современного говора и отказу использовать даже то малое количество жаргонных словечек, которое он все-таки знал. Выписали его довольно скоро, но он запомнил, как старшая медсестра, проводив его до дверей и глядя, как он идет по дорожке к такси, на котором за ним приехала мать, на прощанье насмешливо сказала: «Тоже мне умник!»

Время — сумасшедший паук. Слякоть на тротуарах. Не двигайся пусть пройдет этот человек сердце бьется я не могу этого не замечать. Все эти нищие так воняют не только одежда я поеду дайте мне шанс. Здесь нет номера сорок шесть!

Солнечный свет и явно повысившееся за последние годы благосостояние большей части горожан были, конечно, утешением. Теперь Маммери стало гораздо легче жить, он не чувствовал себя объектом всеобщего внимания. Лондон перестал обращать на него внимание. Хотя Маммери считал началом перемен выход первого сингла «Битлз», большинство его друзей связывали улучшения с победой лейбористов в 1964 году.

Атмосферу разогрели и недавние иммигранты из Америки, которые обнаружили в Лондоне творческую перспективу, жизненную энергию, желание сотворить что-то грандиозное — то есть те качества, которые, по их мнению, совершенно иссякли на их собственном континенте. Эта утопия была прямым продолжением американской мечты, хотя Луиза, его подруга из Вирджинии, уже начинала выражать легкое разочарование Лондоном. Луиза считала, что город не способен реализовать собственный потенциал. Маммери возражал, утверждая, что англичане и раньше были ленивыми, тупыми и жадными.

— Мы как японцы, — говорил он ей. — Наша страна прошла долгий путь в истории только благодаря пиратству и набегам на материк. Можно вспомнить и колониальную авантюру. Во времена Виктории мы лицемерно скрывали правду. Идеалисты страдают до сих пор. Несчастный Осборн, например. Тебе лучше считать нас варварами и ксенофобами.

— Похоже, — сказала Луиза, — ты этим вполне доволен.

— Мы деградируем, Лу, — ответил он. — Закатываемся. В этом и состоит наша подлинная привлекательность. Правда, закат не может длиться вечно и нам уже не помочь. Мы знаем, куда катимся, но нас это не волнует.

Она считала, что он не должен смотреть на вещи с таким пессимизмом. Она любила его. Ему льстила ее забота, но он предчувствовал, что в конце концов она спишет его со счетов как очередную неудачу. Кроме того, она совсем не боролась с его болезнью, с его слабым характером, воспринимая и то и другое как неизбежные издержки культурного наследия. И с Историей она была не в ладах.

Чувак ты не поверишь мы же почти ничего не делали но эти суки палачи, так что мы все ломанулись в Англию. Вот черт с чего ты взял почему нельзя. По-твоему у индейцев был рак легких?

Войдя в контору двоюродного брата — помещение с гигантскими фикусами в кадках и дымчатым пластиком в стиле «хай-тек», Маммери назвал свое имя секретарше и сказал, что у него назначена встреча с боссом. Секретарша тут же предложила ему присесть в кресло, а сама подняла телефонную трубку и быстро что-то проговорила. Маммери был рад за кузена, совершившего головокружительную карьеру. Бульварная пресса долго смаковала любовную историю, в результате которой Льюис женился на дочери известного медиа-магната. После женитьбы он быстро пошел в гору. Два года назад основал журнал «Город Лондон», который, по идее, должен был составить конкуренцию «Вог» и «Куин». Его замысел блестяще удался. Теперь у него были и заокеанское издательство, и пять изданий на иностранных языках. Как держатель контрольного пакета акций, Льюис был теперь богаче собственного отца, но тот по-прежнему не желал иметь с ним никакого дела.

Маммери не пришлось долго ждать. Его проводили в сверкающий медью синевато-серый лифт, который поднял его на самый верх. Там тоже было много зелени, а интерьер отличался хорошим вкусом. Маммери подошел к столу, возле которого стояла молодая женщина в серовато-зеленом платье — безукоризненная платиновая блондинка с бледным макияжем. Она улыбнулась Маммери и, назвавшись помощницей мистера Гриффина, пригласила проследовать за ней. Она провела Маммери в кабинет, из которого открывался вид на Флит-стрит, сверкающую за ней Темзу, и любезно предложила присесть, однако не успел он это сделать, как, широко улыбаясь, вошел Льюис Гриффин. Он почти не изменился с былых времен. Держа в левой руке сигарету, он протянул правую, словно покрытую патиной, как антикварная дорогая вещь, ладонь.

  39