Девчонка валялась на кровати в ночной рубашке, рваных джинсах и гольфах. Создавалось впечатление, что она не мылась несколько дней: отвратительный запах в комнате не мог перебить даже аромат курившихся сандаловых палочек, воткнутых в глиняную подставку, – такие продаются в любой лавчонке.
Алису можно было бы назвать симпатичной, не будь ее мордашка утыкана везде, где можно и где нельзя, колечками и другими металлическими предметами. Лично мне не очень нравится чрезмерный садомазохизм.
В кресле, рядом с кроватью, восседала охраняющая ее сиделка, сильно смахивающая на персонаж моих кошмаров: огромная тетка с центнер весом, далеко за пятьдесят, с густо накрашенными губами и веками, в туго сидящем белом халате, заляпанном едой. Звали ее Труди.
Алиса с отвращением на лице оглядела меня с головы до ног, а затем спросила, какого хера хочет от нее этот кусок дерьма. Смутившись, ее отец сделал попытку представить меня, но она принялась орать на нас, не меняя позы и выражения лица. Она требовала, чтобы мы – свиньи, хозяева и слуги хозяев – сейчас же убирались вон.
Мы доставили ей такое удовольствие, и по дороге Гардони, все более расстраиваясь, принялся грузить меня своими несчастьями. Поскольку платил он, я не мог не изображать внимательного слушателя.
– Два года назад она связалась с бандой вонючих хиппи, которые живут вместе с собаками, – сказал он. – Ее мать и я посчитали, что это переломный возраст, в котором дети всегда бунтуют, что это скоро пройдет, старались не ссориться с ней и быть ласковыми, даже когда она притаскивала в дом кого-нибудь из этих мерзавцев. Но в последнее время ее безобразное поведение стало выходить за рамки нормальности. Алиса начала резать себя бритвой, втыкать повсюду кольца, все чаще исчезала из дома на несколько дней и появлялась абсолютно измотанная. А месяц назад с ней случился окончательный срыв. С тех пор она ни с кем не разговаривает, не моется, не хочет выходить из комнаты. Мы вынуждены были посадить с ней рядом сиделку. Мы навещаем Алису каждый день, но она не отвечает на наши вопросы ни одним словом и принимается кричать. Хоть бы сказала, чего она хочет…
До сих пор они не обращались к психиатрам, надеясь, что справятся сами. Но сейчас они в это уже мало верили.
Расставшись с хозяином дома, я продолжил самостоятельно обходить имение внутри и снаружи. Тем временем атмосфера вечеринки становилась все оживленнее – в пределах возможного для встречи мумий веселья.
По пути я передал одну портативную рацию шефу официантов, другую – охраннику паркинга, чтобы они могли моментально оповестить меня, случись что-либо в том месте, где они находятся. Поскольку никто не звал меня разнимать драку или отражать нападение городских хулиганов, к одиннадцати вечера мне уже до смерти надоело без дела ходить туда-сюда, выслушивая полный репертуар оркестра Фаусто Папетти, звучавший из динамиков, которые были расставлены в кустах по всему парку.
Я уселся на каменную скамью подальше от дома, созерцая забавное зрелище, представленное сливками сливок общества, которые, наевшись до отвала, теперь, вероятно, продавали друг другу плантации на Борнео или небоскребы. Экзотика, недоступная пониманию человека с тощим кошельком. Некоторые лица мне были знакомы благодаря постоянному чтению ежедневной прессы, другие принадлежали прекрасным незнакомцам, по надменным выражениям физиономий которых я сделал вывод, что они уж точно не относятся к обездоленным, приглашенным на этот праздник жизни из милости и чувства гуманизма. На всякий случай, учитывая, что кто-то из них может стать моим потенциальным клиентом, я автоматически зафиксировал в памяти список приглашенных, собираясь позже расспросить о них Вале, разбирающуюся в хитросплетениях высшего света намного лучше меня.
Мне вдруг страшно захотелось пропустить пару коктейлей, их было бы достаточно, чтобы утопить скуку, однако я опасался, что это произведет плохое впечатление на моего клиента, не говоря уж о возмущении моего Компаньона: он терпеть не мог, когда я вливал в себя спиртное в момент, близкий к смене караула. Именно по этой причине я начинаю выпивать сразу же после пробуждения.
Я всерьез начал подумывать, а не улечься ли мне на скамью и не вздремнуть немного в ожидании окончания своей смены, но и это было бы не очень красиво по отношению к моему Компаньону. Уговор есть уговор: работа делится поровну.
Зевая и сожалея о том, что кончились сигареты, я поднялся в поисках какого-нибудь развлечения, например флирта с особенно раскованной гостьей либо со слепой официанткой, у которой я мог бы сойти за солидного человека. Слава богу, фрак был необязателен, но мой костюм никто не смог бы принять за экземпляр от кутюрье. Кстати, не понимаю почему, но, что бы я ни надел, никогда не выгляжу элегантно.