Перечный баллончик, охотничий нож, газовый пистолет, все, что еще может понадобиться.
Он огляделся по сторонам, прежде чем запереть дверь дома. Все могло пойти наперекосяк, и тогда он вернется назад уничтоженным или, еще чище, ненавистным и уволенным. Возможно, правда окажется за ним, но он все равно не знал, как перенесет и это.
Он запер дверь и вышел на улицу, к парковке, целеустремленно и с неожиданной бодростью.
II
При более удачном варианте весы-коромысла останутся неподвижными. Тогда мы будем знать, что шарик, отличный по весу, надо искать под номерами 9,10,11,12
9
Температура больше не поднималась, но Бабетта чувствовала в последние дни слабость и уже легла в постель.
Ильдирим сидела внизу на коричневом кожаном диване и пыталась собраться с мыслями.
Итак. Дни ожидания в Киле. Вернее в примыкающем к нему Кронсхагене. Отель «Бухе» на Матенхофсвег, название отеля и улицы ассоциировались с чем-то нордическим и невкусной кухней.
Иногда ассоциации оправдываются — особенно по части кулинарии.
Ильдирим прислушивалась к звукам в доме: скрип на верхнем этаже — это Бабетта пошла в туалет, скрипят половицы; глухой рокот — включился холодильник, почему-то его слышно в гостиной, ага, понятно — открыто окошко на кухню.
Девочка уже поправилась настолько, что они смогли поехать на экскурсию по Килю. Кильская бухта прелестна — почему нельзя было высадить там бедных туристов? Вместо этого их потащили смотреть «дворец» — буровато-красную коробку из кирпича. Бабетта в приступе гейдельбергского патриотизма бубнила что-то непочтительное в полупустом автобусе, пока ее не попросили замолчать какие-то супруги пенсионного возраста.
Но все это пол-беды по сравнению с сообщением Тойера (звонок раздался, когда они с Бабеттой были на вокзале в Киле): он не может их забрать, поскольку в его машине едет вся (!) его группа. Правда, успокоил, что приятели поселятся в соседнем отеле.
— Ну, то есть, я могу тебя забрать, но сначала должен отвезти ребят.
— Что у вас опять произошло?
— Ничего! Потом объясню. Короче, сейчас я везу ребят, но потом могу…
— Не трудись! Я поеду на поезде. Ведь я уже на вокзале.
— Верно, тут ходят поезда… с вокзала.
(В трубке раздался явно нетрезвый голос Хафнера: «Где, где ходят поезда? Я не вижу поездов…»)
Чуть живая Ильдирим с сильным шумом в ушах и больная Бабетта приехали в два часа дня; ясное дело, их никто не встретил, не было и такси.
Пока они добрались до дома, на часах было почти три. У Ильдирим болело все тело, ее душила ярость.
Слово за слово дело дошло до бешеного скандала, его кульминацией стала мелодраматическая фраза Тойера: «Тогда я тоже буду жить в отеле!»
— Разумеется, и отправляйся поскорей, пожалуйста!
Ильдирим прошла на кухню, которая, как и комнаты, была выдержана в светлых тонах, — ей это не нравилось. Сам же дом был красив: старинный, кирпичный, с широким фронтоном. При нем маленький садик, такой заросший, что мощенная плиткой дорожка была почти не видна; крытая терраса, маленький дворик. От дома открывался роскошный вид на старую гавань, неплохо сохранившийся центр города и бухту.
На полу стояла огромная коробка с кухонной утварью. Тойер, невероятно гордый своим хозяйственным подвигом, сообщил, что он закупил все по списку Зенфа.
Как можно было предположить, что все лето в доме не было, например, чашек? По-видимому, это озадачило и Тойера, вот только поговорить об этом они не успели. И несмотря на обещание, которое пробормотал гаупткомиссар, что ребята будут жить в отеле и Ильдирим их даже не увидит, несмотря на то, что отель под названием «Зигфридверфт» отчетливо выделялся своими красными стенами над бухтой, до которой от него было три минуты ходьбы, в коробке лежало не три, а целых шесть кружек, а Хафнер до отказа набил холодильник спиртным по своему вкусу. Что ж, против этого она сейчас не возражает. Ильдирим откупорила пиво «Фленсбургер», открыла дверь во дворик и закурила сигарету.
Надо думать, предполагалось, что его приятели будут торчать здесь все время.
Тойер точно такой же, как остальные мужики. Дома ему нужны еда, питье, секс, а настоящая жизнь проходит в мужском коллективе.
Она понимала, что, вероятно, несправедлива к нему, и опасалась этого. Так что им предстоял серьезный разговор.