– И что? – подал реплику Вьянелло.
– Эту часть выкинули из завещания, конечно! – чрезвычайно гордо заявил человечек. – Судьи прислушались ко мне – это проявление безумия Августы.
– И вы унаследовали все? – уточнил Брунетти.
– Конечно. Больше близких родственников нет.
– А она действительно выжила из ума? – поинтересовался Вьянелло.
Да Пре взглянул на сержанта и немедленно удовлетворил его интерес:
– Нет, конечно. Она рассуждала как всегда здраво, до самого последнего раза, когда я ее видел, за день до ее смерти. Но завещание сумасшедшее.
Брунетти не очень уловил разницу, но не стал ничего выяснять, просто спросил:
– А в доме престарелых знали о завещании?
– Что вы имеете в виду? – с подозрением произнес да Пре.
– Кто-нибудь из руководства спрашивал вас о завещании или, может быть, они оспаривали ваше решение его опротестовать?
– Один из них позвонил мне перед похоронами и попросил разрешения прочитать проповедь во время службы. Я сказал ему, что никакой проповеди не будет. Августа в завещании оставила распоряжения относительно похорон: она хотела заупокойную мессу, и это я никак не мог обойти. Но ничего такого, насчет проповеди, не говорила, так что я хотя бы удержал их от болтовни о мире ином, где встретятся все счастливые души. – Тут да Пре улыбнулся – нехорошая получилась улыбка.
– Один явился на похороны, – продолжал он, – большой такой, жирный. Подошел ко мне после и сказал, что смерть Августы величайшая потеря для «христианского сообщества». – Да Пре выговорил эти слова с таким сарказмом, что воздух вокруг него будто накалился. – И что-то вещал о том, как она всегда была щедра и каким хорошим другом была ордену.
Тут да Пре перестал рассказывать, сознание его, как видно, отвлеклось на приятные воспоминания об этой сцене.
– Что же вы на это ответили? – наконец подал голос Вьянелло.
– Что щедрость легла в могилу вместе с ней. – Еще одна недобрая улыбка.
Вьянелло и Брунетти какое-то время молчали, но потом Брунетти задал вопрос:
– Предпринимали они какие-то правовые действия?
– Вы имеете в виду – против меня? – спросил да Пре.
Комиссар кивнул.
– Нет, ничего. – И после небольшой паузы добавил: – То, что они наложили лапу на нее, не значит, что они дотянулись до ее денег.
– Ваша сестра когда-нибудь говорила о том, что вы назвали «наложили лапу на нее»?
– Что вы имеете в виду?
– Не говорила ли вам, что они нацелились на ее деньги?
– Мне?…
– Да, когда находилась в casa di cura, – что они вынуждают ее завещать им деньги?
– Не знаю, – ответил да Пре.
Комиссар решил не подталкивать его к объяснению: пусть сам все расскажет. Да Пре так и сделал.
– Я обязан был посещать ее раз в месяц – больше времени я уделять ей не мог, – но нам нечего было сказать друг другу. Я приносил ей всю поступавшую почту, все по части религии: журналы, просьбы о деньгах. Спрашивал, как она там. Но поговорить было не о чем, и я уходил.
– Понятно. – Брунетти встал.
Она находилась в доме престарелых три года и оставила все этому брату, который был слишком занят – наверняка своими коробками, – чтобы навещать ее чаще чем раз в месяц.
– К чему все это? – спросил да Пре у комиссара, прежде чем тот успел отойти. – Они что, собираются опротестовать завещание? – Хотел сказать еще что-то, но остановился. Брунетти почудилось – назревает очередная улыбка; но человечек прикрыл рот рукой и она исчезла.
– Нет, ничего подобного, синьор. Мы просто заинтересовались кое-кем из обслуги.
– В этом не смогу вам помочь. Из обслуги никого не знаю.
Вьянелло поднялся, подошел и встал рядом с Брунетти. Его доверительная беседа с да Пре в начале визита помогла нейтрализовать плохо замаскированное негодование начальника.
Да Пре больше не задавал вопросов; тоже встал и провел их по коридору до входной двери. Там Вьянелло взял его воздетую руку и потряс – в благодарность за то, что ему показали такие чудесные табакерки. Брунетти тоже пожал поднятую руку, но не благодарил и первым вышел в дверь.
Глава 4
– Ужасный карлик, жуткий карлик, – слышал Брунетти бормотание Вьянелло, спускавшегося за ним по ступенькам.
Снаружи похолодало, как будто да Пре похитил тепло дня.
– Отвратительный карлик! Считает себя хозяином этих коробочек. Глупец! – бубнил Вьянелло.