Гайдамака налил Шепилову стакан водки и сказал в рифму:
- Вот и водка налита,
- да какая-то не та.
- Как ни пробуешь напиться,
- не выходит ни черта.
Шепилов все понял: на Гайдамаку снизошел стих. Выпили.
Посмотрели в окно.
— Вид на Мадрид, — сказал Гайдамака.
— Да, — сказал Шепилов, глядя на ржавую свалку под торцом дома. — Прочитай еще что-нибудь. Люблю.
— Письмо советских рабочих Леониду Ильичу Брежневу. Но это не мое, народное.
— Народное тоже люблю.
- Водка стала стоить восемь.
- Все равно мы пить не бросим!
- Передайте Ильичу: Нам и десять по плечу.
- Если будет больше — Будет как и в Польше.
- Если будет двадцать пять — Зимний будем брать опять.
— Хорошо, — мечтательно сказал Шепилов.
— А знаешь, что ответил Брежнев?
— Нет.
- Я не Каня, вы не в Польше.
- Будет надо — будет больше.
— Знаешь, — грустно сказал Шепилов, — меня выдвигают на партийную работу.
— Хорошо, — сказал Гайдамака.
— Давай еще выпьем. Люблю.
Шепилов любил слово «люблю».
Был июнь, дни смешались, стояли белые ночи. Шепилов тоже исчез. Боязливо заглянула соседка Элка, сказала, что Люська к нему не вернется и надо отдать ей диван.
— Пусть забирает, у меня матрац есть.
Гайдамака срывал бескозырки с бутылок, щелчком отстреливал их в Финский залив, играл на аккордеоне «Раскинулось море широко», смотрел на Рим. Пред ним простирался Вечный Город. Он неплохо его знал по велогонкам. Вот Foro Romano,[11] вот Colosseo,[12] а вот Campidoglio.[13] А вот и Basilica e Piazza di San Pietro,[14] где он наехал на папу римского. Гайдамака заиграл «Интернационал», но его затошнило, он побежал блевать, но как ни корячился, ничего не смог из себя выдавить. Он глотнул еще и заснул с бутылкой водки на унитазе.
Проснулся он от пристального взгляда. Дверь в туалет была открыта. К нему в окно со стороны Финского залива заглядывала черная голова. Ночь стояла белая, голова была черная, курчавая, с желтыми белками глаз, окно находилось на шестом этаже, но Гайдамака не очень-то испугался, потому что решил, что спит, а черная голова ему снится.
— Пошел вон, жидовская морда! — пробормотал Гайдамака во сне.
Нет, он не был антисемитом в прямом смысле слова, но лицо головы (если можно так выразиться) было таким отвратным, что так и просилось на оскорбление, и Гайдамака с тяжелого похмелья пробормотал первое простейшее ругательство, попавшее на язык. Чего только во сне не случается! Потом он глотнул еще, перебрался с унитаза на матрац и опять уснул.
Но не в том дело.
Утром Гайдамака с еще более тяжелого похмелья стал вспоминать и сопоставлять: кто бы это белой ночью в белом венчике из роз, в белой простыне, будто из бани вышел, мог ходить в тумане над водами Финского залива и в его прорубленное окно на шестом этаже заглядывать?
Гайдамака Блока читал, но давно, и до Иисуса Христа додуматься пока не посмел, хотя понял, что его посетил некто божественный, — наверно, папа римский, на которого он наехал. Дальше папы римского религиозная фантазия у Гайдамаки не пошла. И обозвал он папу римского «жидовскою мордою» потому, что папа показался ему похожим на палестинского лидера Ясира Арафата. Папы римские — они тоже архаровцы, потому что сожгли Галилея, так оправдывал себя Гайдамака. Но чем дальше он думал, тем больше понимал, что папе римскому бродить по водам Финского залива — большой нонсенс, и тем больше подкрадывалось к нему страшное подозрение о персонаже Блока из поэмы «Двенадцать».
Гайдамака перепугался до бледности и холодного пота. В самом деле — что же это такое? Он надел видавшую виды велосипедную кепочку с широким козырьком, закинул на плечо свой знаменитый гоночный велосипед «Кольнаго» с дисковыми колесами, крикнул соседке с Люськой, чтоб присмотрели за квартирой, и пустился в велосипедное паломничество из Гуляй-града в Киево-Печерскую лавру к своему знакомому попу-летописцу отцу Павлу, и, приехав, стал осаждать преподобного отца преглупым вопросом: мол, хочу знать, какой национальности был Иисус Христос?
ГЛАВА 5
ПРЕДИСЛОВИЕ
Если читатель не одобрит этот роман, я буду удивлен. Если одобрит, я буду удивлен еще больше.
11
Римский форум (ит.).
12
Колизей (ит.).
13
Капитолий (ит.).
14
Собор и площадь Святого Петра (ит.).