— Ведьма, ведьма!
Графиня не отзывалась и не оглядывалась.
ГЛАВА 12. Давай его сюда!
Царство небесно, як i дi воча незайманi сть,
любить, щоб його брали силою.
Г. Сковорода
Известный в Одессе Дом с Химерами был построен в начале века каким-то французским архитектором и сплошь отделан цементной лепниной из всяких фантасмагорических полузверей-полулюдей — сфинксы, кентавры, рога, клыки, копыта, сиськи-масиськи, рыбьи хвосты. Купол здания венчала известная всей Одессе скульптура летящего обнаженного Амура с луком, колчаном и с громадным достоинством в состоянии крайней эрекции, как флюгер указывающим на Луну.
Вспомнив в последний момент о Боге и мысленно перекрестившись в направлении невидимых отсюда обескрещенных куполов областного планетария (бывшего Успенского собора, что напротив вокзала), Гайдамака потянул тяжелую дверь, вошел в ихний предбанник, выставив перед собой повестку к таинственному Нрзб, и сразу же нарвался на первую неожиданность — на лейтенанта, затянутого в ремень и портупею и так похожего на чернокнижника Родригеса, будто только что расстались с ним под дождем у бронзовой львицы.
Ну не может же такого быть! Лица один к одному, вот только щеки лейтенанта до синевы выбриты, а чернокнижник ходил с трехдневной щетиной… Этот псевдо-Родригес даже как будто по-свойски слегка подмигнул Гайдамаке, заглянул в повестку и весело сказал:
— Опаздываем, гражданин Сковорода! Вообще-то, вам надо на последний этаж с заднего крыльца через общественную приемную, а здесь служебный вход. Что же с вами делать?…
Гайдамака уже хотел было разоблачить лейтенанту свою настоящую фамилию, но в последний момент придержал язык и отложил такой выигрышный сюрприз до лучших времен: пусть пока разбираются со Сковородой, а он, Гайдамака, послушает. Паспорта проверять надо!
— Ну, да ладно, все равно лифт не работает, — сказал лейтенант, совершая элементарную методическую ошибку по непроверке документов. — Придется вас проводить, чтобы не шлялись по коридорам. Идите за мной.
(Даже голос похож: «Стой, куда пошел?! Тебе как было сказано?… Иди к Оперному!»)
И Гайдамака начал восхождение па свою Голгофу за вышколенной спиной лейтенанта КГБ. Лейтенант поднимался ровно, легко, на его холеной спине все скрипело. Гайдамака разглядывал его новенькую непользованную кобуру с «макаром», примеривал к этой военной спине вместо портупеи и кобуры легкомысленную сумку «Родригес» и пытался сообразить — «он? не он?…». Как вдруг вспомнил об особой примете Родригеса — синюшной чекистской татуировке «щит и меч» па левом запястье. Гайдамака перевел взгляд па левую лейтенантскую руку, но в этот момент лейтенант, как назло, засунул левую руку в карман, что-то там искал или чесал, и никак не мог вытащить ее (руку) из кармана.
Пошли потихоньку выше. Долго и тяжело поднимались по широким лестницам с зелеными ковровыми дорожками мимо мраморного Дзержинского высотой в два человеческих роста, мимо «Наших дорогих ветеранов» и «Наших достижений» на лестничных площадках. «Что за достижения, прости Господи», — думал Гайдамака и норовил взглянуть па левую лейтенантову руку. Лейтенант, казалось, тоже стал уставать от восхождения. Он вытащил из кармана левую руку с носовым платком, правой рукой снял фуражку, протер платком внутренности фуражки и высморкался в пего (в платок). Гайдамака впился взглядом в левое запястье лейтенанта, по татуировки не обнаружил, потому что левая рука лейтенанта оказалась правой, а настоящая левая рука уже покоилась впереди, на ремне лейтенанта, и не была видна за его спиной.
Пока Гайдамака, отдуваясь, считал лейтенантовы руки, забрались чуть ли не на чердак и двинулись по узкому, низкому, пустому, длиннющему и страшноватому коридору со скучным коричневым чисто вымытым линолеумом без ковровой дорожки и с черными дерматиновыми дверями. Номера на дверях сигали за пятьсот. Ни воплей, ни стонов истязуемых подследственных не было слышно, но тишина здесь стояла какая-то душная, мрачная, мертвящая, в отличие от тишины вестибюля — прохладной, уверенной и торжественной.
Прошли весь коридор и остановились у крайнего кабинета без номера — дальше в закутке располагался лишь дамский туалет с наклеенными на двери двумя нулями и грудастой и что-то сексуально сосущей Бриджитт Бардо из «Плейбоя». Гайдамака пригляделся — киноактриса сосала мороженое па палочке. Провожатый Гайдамаки, не снимая левой руки с пряжки ремня, указательным пальнем правой руки постучал в кабинет какой-то своей условной азбукой Морзе, дождался ответа: «Да-да!» — и открыл дверь.