— Не собираетесь снова заняться врачебной практикой?
Она задумалась.
— Не знаю. Может быть. Я бы хотела лечить людей. Но об этом пока что слишком рано думать.
Брунетти наклонил голову в знак молчаливого согласия.
— Разрешите вас спросить, синьора, и заранее простите за нескромность, но не могли бы вы сказать, есть ли у вас какие-либо соображения насчет того, как ваш супруг распорядился относительно своих финансов?
— То есть — кому достанутся деньги?
Вот прямота!
— Да.
Тут она ответила сразу.
— Я знаю только то, что Хельмут сам мне говорил. У нас с ним не было никакого контракта, никаких письменных обязательств — знаете, как теперь пишут, когда женятся. — В ее голосе слышалось презрение. — Как я понимаю, наследников пятеро.
— А именно?
— Его дети от прежних браков. У него один ребенок от первого и трое от второго. И я.
— А ваша дочь?
— Нет, — поспешно ответила она. — Только родные дети.
Что ж, вполне естественно — человек оставляет собственные деньги своим кровным детям.
— Какова, по-вашему, общая сумма?
— Думаю, денег очень много. Но его агент или поверенный скажет вам куда точнее.
Странно, ему показалось, что она и правда не знает. И еще страннее — что ее это не очень-то и волнует. Признаки усталости, замеченные им, когда он только вошел, за время их беседы стали явственнее. Прямые плечи поникли, а от носа к углам губ протянулись морщинки.
— У меня осталось совсем немножко вопросов, — сказал он.
— Не хотите выпить? — предложила она с холодной любезностью.
— Нет, благодарю вас. Я прямо сейчас задам эти вопросы и оставлю вас в покое.
Она устало кивнула, словно знала, что ради этих вопросов он и пришел.
— Синьора, я бы хотел чуть подробнее остановиться на ваших отношениях с мужем, — произнес он, глядя, как на ее лице проступает отчужденность и готовность защищаться. — Ведь между вами была существенная разница в возрасте?
— Да.
Он молча ждал продолжения. Наконец она произнесла — твердо, без обиняков, что ему очень понравилось:
— Хельмут был старше меня на тридцать семь лет.
Стало быть, она старше, чем ему показалось — ровесница Паолы. Асам Веллауэр был всего на восемь лет младше деда Брунетти. Все-таки странно, подумал он. Каково женщине иметь мужа чуть ли не на два поколения старше себя? Он видел, как она неловко заерзала под его пристальным взглядом, и на мгновение отвел глаза, словно обдумывая формулировку очередного вопроса.
— Из-за этой разницы в возрасте в ваших отношениях не возникало каких-то сложностей?
До чего оно прозрачно, это облачко эвфемизма, всегда окружающее подобные браки! При всей вежливости вопроса было в нем что-то от подсматривания в замочную скважину, и комиссар смутился.
Ее молчание длилось так долго, что не поймешь, выражало ли оно отвращение к его неприличному любопытству, или раздражение манерностью его формулировки. Наконец она ответила — неожиданно очень усталым голосом:
— Из-за нашей разницы в возрасте мы принадлежали разным поколениям и видели мир по-разному. Но я вышла замуж за него, потому что его любила.
Инстинкт подсказал Брунетти, что это правда, и тот же самый инстинкт не упустил, что число-то единственное. Но тут уже человечность не позволяла выспрашивать о том, о чем только что умолчали.
Показывая, что визит окончен, он захлопнул записную книжку и сунул в карман.
— Благодарю вас, синьора. Очень любезно с вашей стороны — уделить мне время в такой день. — Он поспешно умолк, чтобы не впасть в очередные туманные банальности. — Вы уже распорядились насчет похорон?
— Завтра. В десять. В церкви Сан-Моизе. Хельмут любил этот город и всегда надеялся, что ему позволят упокоиться в нем.
То немногое, что Брунетти успел услышать и прочитать о дирижере, заставляло усомниться, что для покойного эта последняя честь была чем-то большим, нежели все остальные привилегии, положенные ему по совокупности заслуг, — хотя, возможно, Венеция, просто в силу своей прелести, могла и оказаться таким исключением.
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я тоже приду?
— Разумеется, приходите.
— У меня остался один вопрос — тоже довольно щекотливый. Не знаете, не желал ли кто-либо зла вашему мужу? Может быть, он недавно с кем-то поссорился или имел основания опасаться?
— То есть, если я вас правильно поняла, — она улыбнулась, совсем чуть-чуть, но несомненно улыбнулась, — не знаю ли я кого-либо, кто хотел бы его убить?