– Ему пообещали? Кто же? – спросил я.
– Лейтенант-военврач, что его осматривал, этот, как его, доктор Фантини. Филиппо только о нем и говорил, лейтенант для него был настоящий герой! И кто уж только не уговаривал Филиппо, что доктор, мол, это так просто сказал, чтобы не огорчать его, чтобы надежды последней не лишать. Но Филиппо уперся, он был уверен, что Фантини к нему по-хорошему отнесся, что с его помощью у Филиппо еще одна попытка будет… А я ему говорил: не надейся, мол, понапрасну… Так и шло, пока однажды вечером, как я с огорода вернулся, я нашел его тут, сидит на земле, вон в том углу. Я даже напугался. А он… А он чуть меня увидел, бежит сразу ко мне, обнимает и говорит, что к нему приходил этот военврач, что он ушел только с полчаса назад. Не сойти, Филиппо сказал, мне с этого места, но лейтенант сказал, что уже занимался его делом, и пообещал ему, что если тот достанет медицинское свидетельство, то все уладится. Филиппо тогда был бледный, с красными глазами, как будто плакал, никак не мог утихомириться… но у него не было черных мыслей. Он заставил Элиаса сходить с ним к одному доктору, доке по этой части. Мы так подумали: вреда в том никакого нет, чего понапрасну тетушек тревожить-то. И вот начался наш крестный путь по врачам…
– Я все знаю, я разговаривал с профессором Пулигедду.
– И значит, вам все известно и про те ужасы, что он раскопал, про те… что и подумать-то дико…
– Вы имеете в виду… домогательства?
На Руджеро Танкиса это слово произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
– Элиас чуть этого докторишку не зашиб, потому что такое даже и говорить не след…
– Могу себе представить.
– А раз так, если можете себе представить, то представьте себе мальчишку с золотыми руками, о котором всю жизнь заботились…
– У меня складывается впечатление, что вы неверно истолковали слова профессора Пулигедду… Иногда приходится использовать определенные термины, которые, возможно, кому-то не понравятся… Он только выдвинул гипотезу… на основе медицинских наблюдений…
Руджеро Танкис всем телом резко подался вперед.
– Гипотезы, по-вашему? – спросил он, со всей силы опрокинув стул на пол, после чего пошел в мою сторону. Я отступил, желая держаться от него подальше. Танкиса раздирали противоречивые чувства, это было видно по лицу. – Нельзя такое говорить! Гипотезы там всякие! Таким только скоты занимаются, не люди! А вы тоже хороши. Приходите ко мне, чтобы строить догадки, обзываете меня убийцей. Если бы речь шла о том подонке Солинасе, то, по мне, и ладно, но дело-то касается… моего брата! – Он замолчал и задохнулся от глухих рыданий.
– Мы с вами на одной стороне, – сказал я, подойдя к нему ближе. – Не надо так убиваться… Так мы ничего не решим…
И в этот миг на площадке перед сторожкой залаял Муратцану.
Этого было достаточно, чтобы Руджеро Танкис взял себя в руки.
В два прыжка он очутился перед дверью, распахнул ее.
– Кто там? – крикнул он в темноту. Потом обернулся ко мне. – А вот и кавалерия подоспела, – сказал он.
* * *
– Вы что, тоже гуляли по здешним местам? – спросил я у старшего инспектора Поли, пока садился в двуколку, на которой он приехал за мной в Предас-Арбас.
– Шутки здесь неуместны! Я мог бы поклясться, что вы меня не послушаете. Как еще я должен объяснять, чтобы до вас наконец дошло, что так рисковать нельзя? Ради бога! Как вы только можете вот так запросто, не говоря никому ни слова, отправиться домой к тому, кто, возможно, уже совершил два убийства. Перестаньте наконец вытворять, что в голову взбредет…
Двуколка, подпрыгивая на ухабах, везла нас в город. Дождевые капли отскакивали от лошадиной спины. Темнота вокруг стала густой и тягучей.
– Не было никакого риска, – отозвался я. – Более того, я увидел нечто неожиданное.
– И что это, по-вашему?
– Я увидел убитого горем человека. Он по-настоящему страдает, инспектор. Я вас уверяю, мы ошибались от начала до конца. Нужно начинать все сызнова.
Инспектор Поли высунул голову из-под навеса.
– Все еще льет? – то ли спросил, то ли констатировал он.
– Руджеро Танкис никого не убивал, Поли. – Я рассуждал вслух, стараясь поймать и удержать нить разговора.
– Ну, тогда Филиппо Танкис убил Солинаса, а потом покончил с собой. А мы с вами напрасно теряем время…
– Нет, он не покончил с собой. Этого просто не может быть. Возможно, мы пытаемся объединить два совершенно разрозненных факта.