Мишка бегал туда-сюда, громыхая чайником. Ольга перебирала струны гитары. Влад стоял у стены, сложив руки на груди, и смотрел на Ольгу, не отрываясь. До Полинки никому не было дела.
– Полина – красивое имя, – произнес Джон.
О! Ей показалось, что она плывет в весеннем половодье, и вода почему-то горячая, как в ванне. Она часто задышала, пытаясь справиться с сердцебиением.
– Да, мне тоже нравится, – ответила негромко. – А тебя действительно Джоном зовут или это…
Он не дал ей договорить, отрезал:
– Да. Джоном.
– Ты иностранец? – выпалила Полина.
Джон усмехнулся, встал со стула и протянул ей руку:
– Идем…
Полина медленно и плавно подала ему свою ладошку, как будто он приглашал ее пройти в бальную залу. Так же медленно поднялась, встряхнула головой, отбрасывая волосы.
«Вот, сейчас, – думала она, – сейчас зазвучат фанфары, загорятся сотни свечей, и мы окажемся далеко-далеко, в другом мире, там будет роскошный зал, и полумрак, и танцующие пары, и…»
Джон не дал ей домечтать:
– Идем на улицу. Там такое солнце, а мы, как дураки, в доме сидим.
Она пошла за ним как привязанная, хотя Джон отпустил ее руку. На крыльце их обдало весенним ветром и запахом прогретой земли. Полина подняла голову и увидела макушку колокольни.
– Джон, – позвала она, – давай сбежим ненадолго.
Он взглянул на нее недоуменно, пожал плечами:
– Давай. А куда?
Тогда она сама взяла его за руку, тут же испугавшись собственной смелости, и повела прочь со двора.
Он шел покорно. Полина чуть впереди, Джон – за ней.
Они подошли к церкви. Полина заглянула в дверной проем и, не увидев никого, кивнула Джону:
– Заходи…
Они остановились напротив того места, где со стены смотрел Спас Нерукотворный. Полина молчала. Джон тоже.
– Ну, как? – не выдержала Полина.
– Круто…
Она обрадовалась. Джон был под впечатлением! Даже слов не нашел.
А теперь предстояло самое главное. То, что она давно запланировала. Только бы не нарваться на сторожа!
Им снова повезло. Видимо, реставраторы и сторож ушли обедать. Наверное, сидели в сторожке. Нельзя было терять ни минуты. Полина потащила Джона к колокольне.
Он остановился, задрал голову:
– Ты уверена?
– Конечно!
Они поднялись по узкой винтовой лестнице, осторожно переступая через провалы, цепляясь за деревянные перила, поставленные реставраторами.
Оказавшись на верхней площадке, Полина резко обернулась к Джону:
– Смотри!
Открытую со всех сторон площадку пронизывал весенний ветер. Джон стоял, обхватив себя руками:
– Блин, холодно здесь!
Полина вспомнила, что на ней тонкая кофточка. Было действительно холодно. Джон даже ссутулился. Полина уже не думала. Просто шагнула к нему, прижалась, почувствовала, как он дрожит, запрокинула голову и закрыла глаза.
Несколько секунд они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и… ничего не произошло. Джон не склонился, не припал губами к ее губам, не прошептал слова любви. Колокольня не закружилась, не взлетела и не рухнула. Джон отстранился и тронул ее за плечо:
– Пошли вниз, а то застукают.
Полина открыла глаза и уставилась на него.
Джон уже ступил на лестницу, повернулся, махнул ей:
– Давай, давай!
Полина, хлопая глазами, двинулась за ним. Ей хотелось закричать: «Джон! Что же ты!» Но она не крикнула. Слезы душили. Полина низко опустила голову и, спотыкаясь на каждой ступеньке, начала спускаться. Джон оглядывался, протягивал ей руку там, где было опасно. Полина машинально опиралась на него. А хотелось рухнуть в провал, чтобы Джон кинулся следом. Или лучше успел бы подхватить в последний момент, и тогда… Но они спустились благополучно.
– Нас, наверное, потеряли. – На земле Джон почувствовал себя увереннее. Он снова взял ее за руку и повел к Мишкиному дому.
Во дворе на них накинулся Мишка:
– Где вас носит?!
– Да вот, безумная художница таскала меня на колокольню, – смеясь, ответил Джон.
Полина вспыхнула. Джон назвал ее безумной. Он что, считает ее сумасшедшей?!
– А, – заорал Мишка, – вы были на колокольне? Полинище, почему ты не сказала? Я бы с вами полез!
– О, еще один ненормальный, – расхохотался Джон.
– Да ты чё, стреманулся? Там же круто!
– Круто, только холодно, – согласился Джон.
Полина крутила головой от одного к другому и не знала, надо ли что-то говорить. Мишка, как обычно, не оставил ей выбора, потащил в дом чай пить.