Особенно,... 
81 
Надо было нюхнуть еще тогда, в самом начале. Вот уж верно говорят: все нужно делать вовремя!
— Что это такое? — Бальга повертел мою склянку в пальцах.
— Лекарство.
Блондин открыл пробку, принюхался, еле заметно скривился.
— И от чего оно лечит?
— От болей в груди.
— У вас больная грудь?
Внешне бальга оставался по-прежнему равнодушным, но вопрос был задан тоном человека, умеющего не только смотреть, но и видеть. Конечно, после того как я разобрался с Игго, трудно поверить в то, что мою плоть терзают болезни. Какие бы то ни было.
— Да. Она повредилась… по случайности. В которой никто не виноват.
Он все еще не хотел поверить. А зря, потому что комок влаги уже начинал скапливаться между моими ребрами.
— Лекарь посоветовал мне поехать на юг. Туда, где воздух сухой и горячий. Чтобы боли беспокоили меньше.
Бальга задумчиво посмотрел флакон на свет:
— Чем вы докажете, что это не яд или иное опасное зелье?
Хочешь доказательств? Хорошо. Сейчас получишь. Вот только бы мне самому дожить до их признания…
Я расслабил мышцы насколько смог и сделал глубокий вдох. Медленно втянутый воздух прошел через горло, увлекая за собой наружную влагу, и, когда она добралась до внутренней, костер, сложенный в моем теле стараниями Натти, вспыхнул, выпуская столб влажного дыма. В глазах сразу же потемнело настолько, что даже факел, поднесенный чуть ли не к самому моему лицу, оказался неспособен прогнать накатившую тьму. А поднесли огонь ближе потому, что я забился в судорогах и повис на руках черномундирников, слава Божу не побрезговавших меня поддержать…
Нет ничего приятного в том, что тебя выворачивает наизнанку, когда легкие стараются дотянуться до воздуха. Особенно если одновременно боль мешает слышать, о чем с тобой пытаются говорить. К примеру, вопрос:
— Что с вами?
Или:
— Как вам помочь?
Вместо ответа тяну руку в сторону склянки с зельем. Или туда, где она, согласно моим представлениям, находится. Правда, сейчас мне трудно быть уверенным хоть в чем-либо, кроме тисков чужих пальцев, впившихся в плечи.
Наконец знакомый аромат, привычно отвратительный и такой желанный, добирается до моих ноздрей. Пробую сделать спасительный вдох, но горлышко флакона вновь удаляется, чтобы… Коснуться моих губ.
— Подержите ему голову!
Вот ведь дурак! Так он сейчас вольет в меня всю настойку. И что мне потом прикажете делать?! Но к счастью, необдуманная попытка бальги помочь удалась лишь наполовину: как только первая капля зелья коснулась моего языка, слизь, собравшаяся в горле, хлынула наружу, и блондин вынужден был отшатнуться. Вместе с флаконом, разумеется.
Я, вниз головой вися на руках черномундирников, в последний раз посмотрел на лужицу, медленно уходящую в щели между плитками двора, душевно попрощался с ней, жаль, ненадолго, и выпрямился.
— Благодарю. Теперь я могу получить свое лекарство обратно?
Бальга кивнул, протягивая склянку.
— Паланкин прибыл! — доложил посыльный, вынырнувший из калитки.
— Заберите тело, — велел блондин.
— И куда же, позвольте спросить, вы его заберете? Мертвеца должна хоронить семья или люди того дома, которому он служил при жизни, — дребезжаще возразил появившийся на пороге старик, которому вино, по всей видимости, так и не смогло подарить крепкий и долгий сон.
— Я дам им такую возможность, — равнодушно согласился блондин, и всем присутствовавшим во дворе сразу же стало ясно, что это обещание вряд ли будет исполнено. — Завтра. А вам лучше вернуться в постель, эррете.
— После того разгрома, что вы учинили?!
Судя по всему, хозяин дома, то ли взбодренный выпивкой, то ли уязвленный тем, что в его владениях командует кто-то другой, не собирался отступать без боя.
— Вам заплатят. За каждую разбитую посудину, — уточнил бальга.
— А сколько будут стоить ваши шаги по плитам моего двора?
Блондин молча повернулся к старику спиной. Впрочем, пыл последнего от этого не убавился.
— Я не звал вас сюда! А ведь еще ваш отец давал клятву на главной площади города, что не переступит порог чужого дома, если на то не будет дозволения его хозяина…
— Или крайней нужды, — спокойно добавил бальга. — Я помню слова этой клятвы лучше, чем вы.
— А вот я не помню, чтобы вы повторили их вслед за отцом!
Я хорошо видел лицо блондина, когда старик вынес ночному гостю гневное обвинение. И честно говоря, даже приготовился к тому, что кожа, облепившая напрягшиеся мышцы, вот-вот порвется. Но все обошлось. Ярость, едва пробившаяся сквозь обычное спокойствие бальги, снова схлынула, забилась куда-то внутрь, и прозвучавший ответ оказался еще бесстрастнее, чем мог бы быть:
81 
