Последние отзывы

  2  

Как узнал Элрик, одной из таких теневых фигур была Нарфис, баронесса Куваира, которая жила в простой, но преКрасной вилле на южной окраине города. Главным объектом внимания этой особы был ее известный соперник – старый герцог Рал, покровитель лучших художников Кварцхасаата. Его дворец стоял на северных высотах и, несмотря на всю свою показную аляповатость, был довольно красив. Как узнал Элрик, эти двое избирали каждый по три члена совета, тогда как седьмой, всегда безымянный и называемый просто Шестикратор (он и управлял шестеркой), обеспечивал сохранение равновесия, потому что мог своим голосом решать вопрос в пользу то одной, то другой стороны. Многие соперничающие городские фигуры более всего желали получить доступ к уху Шестикратора – даже баронесса Нарфис и герцог Рал.

Элрика не интересовали закулисные интриги Кварцхасаата, как не интересовали его интриги и в Мелнибонэ, – он прибыл сюда из любопытства и из-за того, что Кварцхасаат был единственным городом на огромной территории, лежащей к северу от безымянных гор, которые разделяют Вздыхающую пустыню и Плачущую пустошь.

Элрик пошевелился на соломенном тюфяке и подумал не без иронии, что его могут похоронить здесь, и никто из местных так никогда и не узнает, что в их земле лежит наследственный правитель самого большого врага Кварцхасаата. Он спрашивал себя: неужели боги припасли для него именно такую судьбу, а те величественные перспективы, которые виделись ему в сонных грезах, всего лишь шутка.

В спешке и в некотором смятении оставив Филкхар, он сел на первый корабль, уходивший из Расхила. Корабль этот доставил его в Джадмар, где Элрик, отдавая себе отчет в том, что делает, поддался на обман старого илмиорского пьяницы, продавшего ему карту, на которую был нанесен легендарный Танелорн. Как и предчувствовал альбинос, карта оказалась фальшивкой – она увела его далеко от обитаемых мест. Он решил было пересечь горы, чтобы добраться до Карлаака через Плачущую пустошь, но, сверившись со своей собственной картой – более надежным мелнибонийским источником, обнаружил, что гораздо ближе Карлаака находится Кварцхасаат. Направившись на север на полудохлом от голода и жары жеребце, он нашел только высохшие русла рек и истощенные оазисы, потому что в мудрости своей для похода через пустыню выбрал время горячих ветров. Ему не удалось найти сказочный Танелорн, и казалось, ему уже не удастся добраться и до другого города, который в сказаниях его народа был не менее легендарен.

Для них это было своеобычно – мелнибонийские хроники демонстрировали только мимолетный интерес к поверженному противнику, – но Элрик помнил, что собственное колдовство Кварцхасаата и стало одной из причин гибели этой империи, хотя и грозило ее врагам-получеловекам. Как ему помнилось, все дело было в неправильно помещенной руне, произнесенной Фофеаном Далсом, герцогом-колдуном, предком ныне живущего герцога Рала, в заклинании, которое должно было привести к потоплению мелнибонийской армии в песке и возникновению вала по границам империи. Элрику еще предстояло узнать, как это происшествие толковалось в сегодняшнем Кварцхасаате. Возможно, они сочинили мифы и легенды, объясняющие поражение города злыми истечениями с острова Драконов.

Элрик размышлял о том, как собственная одержимость мифом привела его к почти неминуемой гибели.

«Мои ошибочные расчеты, – сказал он, обратив свои безжизненные малиновые глаза к Акториосу, – говорили, будто у меня есть что-то общее с предками этих людей».

Милях в сорока от павшего коня Элрика нашел мальчик, искавший камни и драгоценности, что время от времени оказывались на поверхности после песчаных бурь, которые были постоянным явлением в этой части пустыни и в известной мере помогали городу выжить. Этими же бурями объяснялась и удивительная высота великолепных стен Кварцхасаата.

Будь Элрик в лучшем состоянии, он бы не преминул насладиться монументальной красотой города. Эта красота покоилась на эстетических представлениях, оттачивавшихся столетиями, и отсутствии внешних влияний. Хотя множество неправильной формы зиккуратов и дворцов имели гигантские размеры, в них не было ничего уродливого или вульгарного. Они обладали какой-то воздушностью, особенной легкостью стиля, отчего казались (со всеми их цветами: красным – терракоты, поблескивающим серебром – гранита, белым – штукатурки, насыщенными синим и зеленым) словно бы по волшебству сделанными из самого воздуха. Их душистые сады теснились на удивительно сложных террасах, их фонтаны и каналы, питающиеся из глубоких скважин, издавали спокойное журчание и разносили благоуханные ароматы по старинным вымощенным улочкам и широким, с высаженными деревьями аллеям. И вся эта влага, которую можно было бы направить на выращивание урожаев, использовалась только для того, чтобы сохранять внешний вид Кварцхасаата таким, каким он был во времена своего имперского величия; при этом вода ценилась больше драгоценностей, ее использование регламентировалось, а похищение строжайше наказывалось по закону.

  2