Растерянный, я отвел взгляд от окна и взглянул на доктора Хиру:
– Правительство должно было бы помочь этим людям. Послать им снабжение или еще что-нибудь. Хотел бы я, чтобы проклятый радист наконец появился.
– Я думаю, что у правительства сейчас довольно много затруднений, – Хира сидел на моей кровати и вертел в пальцах стетоскоп. В его голосе зазвучали почти довольные нотки: – Я не знаю, когда мы увидим Шоукросса. Он часто исчезает подобным образом. Прячется, наверное, в одной из шахт.
– Я мог бы сам попытаться заставить рацию работать, – сказал я. – Всяко лучше, чем сидеть сложа руки. Я достаточно здоров, чтобы покинуть комнату. Если бы вы мне могли ссудить какой-нибудь костюм…
– Думаю, подберем что-нибудь вашего размера. Но Шоукросс запирает контору. Он постоянно это делает. Он у нас непреклонный. Это поднимает его кредит в отеле.
– В каком отеле?
– У Ольмейера. Отель королевского аэропарка. Раньше он был одним из самых больших, сегодня – единственный. Думаю, Ольмейер содержит его исключительно из сентиментальных соображений.
– Я бы хотел все же прогуляться туда, – меня гнало любопытство, и я хотел поближе осмотреть остров.
– Почему бы и нет? – отозвался Хира. – Вам следовало бы познакомиться с местностью. В конце концов, очень может статься, что вы задержитесь здесь на какое-то время.
Он выглядел так, точно втайне забавлялся.
* * *
Пока я натягивал на себя предложенный мне костюм, Хира занял мое место у окна. От порта доносился гомон голосов. Малайцы готовили судно к отплытию. Доктор покачал головой:
– Нет сомнений в том, что они все пойдут ко дну.
– Почему же никто их не остановит? – я надел пиджак. Льняной костюм был изумительно хорошо сшит, как и белая рубашка, предоставленная мне Хирой. – Разве здесь нет какого-нибудь губернатора? Вы упоминали кого-то…
– Бригадный генерал Л. Г. А. Несбит, официальный представитель правительства уже с 1920 года, – Хира пожал плечами. – Ему восемьдесят семь лет. Вот уже минимум десятилетие, как он пребывает в полном старческом маразме. Вероятно, поэтому он и остался, когда все остальные сбежали. Весь его штаб состоит теперь из одного камердинера, такого же почтенного старца, как и он сам, и секретаря-бенгальца. Тот все свое время проводит за составлением бесконечных сводок о положении на острове и с начала войны не покидал своего бюро. Ну, есть еще, конечно, молодой лейтенант Оллсоп, который командует вооруженными силами острова, сплошь туземными. Не думаю, что Оллсопа погрузит в искреннюю скорбь бегство десятка его подопечных.
– Малайцы представляют проблему, не так ли?
Я примерил панаму, лежавшую на кровати. Она великолепно подходила.
Хира устало махнул рукой:
– Здесь торчат по меньшей мере тысяча малайцев и китайцев. Малайцы преимущественно магометане, а китайцы – буддисты или христиане. И когда им больше нечем заняться, они критикуют образ жизни друг друга. А сейчас им как раз нечем заняться. Когда рудник закрылся, они потеряли работу и живут теперь плодами земли и моря, насколько у них это получается.
– Бедняги, – сказал я.
Он одарил меня своей странноватой улыбкой.
– Интересно, будете ли вы говорить то же самое, если эти «бедняги» обратят свою разрушительную энергию против белых. Так долго продолжаться не может, знаете ли. В настоящее время они ненавидят друг друга больше, чем европейцев, но достаточно одного толчка, чтобы они устроили нам кровавую баню. Достанется всем. С формальной точки зрения, понимаете ли, сестры и я тоже принадлежим к белой расе.
– И вы будете работать здесь, покуда этого не случится?
– А что, мне возвращаться на Цейлон и лечить наших японских захватчиков?
– Австралия или Англия. Вероятно, врачи теперь нужны повсюду.
– Вероятно, я должен был выразить свою позицию более отчетливо, – Хира раскрыл передо мной дверь. – В своей практике я руководствуюсь несколькими принципами. Один из них состоит в том, чтобы не работать на европейцев. Прежде всего именно поэтому я и прибыл на Роув Айленд. До эвакуации белых этот госпиталь обслуживал только цветных, мистер Бастэйбл.
Выйдя из больницы, я поправил шляпу и остановился, чтобы посмотреть, как утлые суденышки отчаливают, как они лавируют, пробираясь мимо затопленного парохода. Палуба была битком набита мужчинами, женщинами и детьми с коричневой кожей. Мне это напомнило страшную картину гибели госпитального воздушного корабля, и мысль о том, что стало с ними всеми, была для меня непереносимой. Медленно я побрел по набережной, заросшей водорослями, мимо брошенных отелей, контор и складов, перед которыми стояли бесполезные машины, телеги и автобусы.