21 
– Это не мог быть своеобразный способ свести счеты? – спросил я Хиру.
– Кто знает? – Хира посмотрел на австралийца, когда тот снова закрыл глаза.
Гревс прижал кулак к губам и откашлялся.
– Я вот думаю, докладывать ли Несбиту… – он глянул на Шоукросса и сжал губы. – Когда Оллсоп узнает об этом, разверзнется пучина ада.
Хира выглядел так, точно забавлялся.
– Это может означать конец для всех нас.
Ольмейер задумчиво потер шею.
– А стоит ли ему вообще знать об этом?
– На человека напали, – возразил я. – Еще пара часов, и убийство состоится полностью. Он не переживет этой ночи.
– Если Оллсоп сейчас начнет бесноваться, старина, у нас возникнут шансы быть перебитыми, – заметил Гревс. – Оллсоп так разозлит малайцев и китайцев, что они вполне могут обернуться против нас. Не старые времена. И что сможет поделать жалкий десяток гуркхов против тысяч кули?
В глазах Хиры мелькнули злые искры:
– Следовательно, вы не хотите, чтобы я докладывал об этом случае официальному представителю властей, господа?
– Лучше не надо, – сказал Гревс. – Мы все будем держать рот на запоре.
Я поглядел, как сестра обтирает кровь с тела Шоукросса. Теперь он полностью «уплыл» под действием кокаина. Я подошел к двери палаты, зажег сигарету и смотрел, как комары и мотыльки кружатся вокруг масляной лампы, горящей в приемной. Было слышно, как прибой бьется о причальную стенку. Звук почему-то перестал казаться успокаивающим. Но тишина была бы еще неприятнее. Когда остальные трое подошли ко мне, я кивнул.
– Хорошо, – сказал я. – Буду молчать.
* * *
Следующим утром Новый Бирмингам погрузился в мертвую тишину. Я прошелся по пустым улицам. У меня было такое чувство, будто тысячи пар глаз наблюдают за мной, когда я поднимаюсь наверх, к аэропарку.
Я не пошел в отель. Теперь не было смысла караулить там Шоукросса, потому что ночью тот умер в больнице. Я прошел мимо отеля, остановился возле одного из разбитых самолетов и пнул сломанный винт, лежавший возле машины на бетоне, сквозь который проросла уже трава. Из леса доносились крики птиц, встречающих рассвет. В это время суток некоторые ночные звери еще бодрствовали, возвращаясь в свои норы, а дневные обитатели постепенно просыпались. Попугаи, дрозды, голуби порхали между деревьев, и воздух полнился пением и красками. Птицы, казалось, праздновали что-то. Вероятно, окончание оккупации острова людьми. Лесной дух тяжело висел в воздухе, пахло звериными тропами и гниющими деревьями. Я слышал визг гиббонов и видел крошечных землероек, снующих по причальной мачте, на которой еще висели канаты. Со стены ангара меня холодно рассматривали жадные глаза ящерицы. Они как будто хотели сказать: «Тебе здесь нечего делать».
Я направился к зданию, где прежде находилась диспетчерская и где убитый запер рацию, прежде чем отправиться на свою последнюю оргию.
Перед отъездом всего персонала, обслуживавшего аэропарк, здание было заколочено. На окнах всех трех этажей были поставлены стальные ставни, и потребовались бы особые режущие устройства и немало усилий, чтобы проникнуть туда без ключа. Все двери были забраны решетками, и я мог собственными глазами удостовериться в том, что множество попыток взломать их провалились.
Снова и снова я обходил бетонное здание, без всякого успеха тряс ставни и засовы. Лес, казалось, издевался над моей беспомощностью. Наконец я остановился у одной двери, которой пользовались не так давно. Я еще раз надавил на ручку, а потом навалился на косяк и безнадежно уставился на развалины аэропарка с разбитыми скелетами летательных аппаратов, на ржавую мачту, на отель. Солнце блестело на золотой вывеске Ольмейера: «ОТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО АЭРОПАРКА» – было написано на ней и еще: «ЛУЧШИЙ ИЗ ИМЕЮЩИХСЯ».
Немного погодя кто-то прошел сквозь стеклянные двери бара и остановился на веранде. Потом увидел меня и медленно начал подниматься ко мне по траве.
Я тотчас узнал эту фигуру и нахмурился. Что ему здесь нужно?
Глава восьмая
Радиопередача
Демпси. Ну, разумеется. Сегодня он побрился и надел более приличный костюм, нежели вчера, однако под пиджаком на нем была все та же рваная туземная рубаха. По его зрачкам я видел, что он сегодня еще не выкурил первой опиумной трубки.
Он подошел ко мне и закашлялся в довольно прохладном утреннем воздухе.
– Слыхал про Шоукросса, – заявил он еще издалека. Он прошел по растрескавшемуся асфальту, затем остановился и исподлобья уставился на меня.
21 
