99 
— По крайней мере, круглое число, — предположил Зигмунд.
Ингер Йоханне отложила лист «ФХ» в сторону, потом придвинула его к себе снова:
— Что-то не так. Здесь что-то совсем не так.
— Давай исходить из того, что за всем этим кто-то стоит, — нетерпеливо предложил Ингвар. — Давай представим, что Матсом Бохусом кто-то управлял. Кто-то, кто стоял и за убийствами Вибекке Хайнербак и Вегарда Крога. Давай...
Ингер Йоханне поморщила нос:
— Это кажется какой-то фантастикой. Я не понимаю...
— Ну давай просто попробуем, — настаивал Ингвар. — Кого ты представляешь?
— Это должен быть человек, до тонкостей разбирающийся в человеческой психике, — задумчиво сказала она, будто разговаривая сама с собой. — Психиатр или психолог. Может быть, опытный полицейский. Сумасшедший священник? Нет...
Пальцы барабанили по листу с инициалами Фионы Хелле. Она прикусила губу. Поморгала и поправила очки:
— Я просто не вижу тут никаких соответствий. Только если не... Что, если...
Она резко поднялась. На полке у телевизора лежала папка с записями. Она нетерпеливо пролистала их все на ходу и достала фотографию Фионы Хелле. Она снова села и положила фотографию в центр листа с инициалами Фионы.
— С этим делом все ясно, — сказала она. — Фиона бросила своего сына. Ее едва ли можно упрекнуть в том, что произошло в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, когда родился Матс и мать Фионы приняла решение, ставшее роковым для трех поколений. Нетрудно предположить реакцию Матса Бохуса, узнавшего правду о своем рождении. Можно думать все что угодно об этой странной потребности некоторых людей найти своих биологических родителей, но... — Ингер Йоханне сняла очки, подняла фотографию и внимательно ее изучила. — Это все мечты и большие надежды, — тихо продолжила она. — Когда все идет вкривь и вкось и существование становится слишком сложным, мысль о том, что где-то там есть твое настоящее «я», твоя настоящая жизнь, может быть очень соблазнительной. Это становится утешением, мечтой, иногда одержимостью. Жизнь Матса Бохуса была сложнее жизни большинства других людей. Окончательный и абсолютный материнский отказ мог быть... сокрушительным для него. Она могла предложить ему все, но не дала ничего. У Матса были основания ее убить. Он убил ее.
Она погрузилась в собственные мысли и положила фотографию на лист с инициалами. Скрепила их вместе. Она сидела молча, как будто осталась в комнате одна, и рассматривала фотографию красивой телезвезды с очаровательными глазами, прямым носом и чувственным ртом.
Зигмунд украдкой покосился на бутылку на подоконнике. Ингвар кивнул.
— А что, если... — снова начала Ингер Йоханне, и теперь в ее голосе слышался энтузиазм. — Что, если здесь нет серии?
— Что? — переспросил Ингвар.
— Что-что? — Зигмунд даже перестал наливать коньяк.
— Мы же должны... — начал Ингвар.
— Подожди, — оборвала его Ингер Йоханне.
Она сложила листки стопкой и накрыла ладонью лицо Фионы Хелле.
— Это дело раскрыто. Одно убийство. Одно расследование. Один подозреваемый. У подозреваемого есть мотив. Он признается. Признание подтверждается дополнительными фактами дела. Дело закрыто.
— Я не совсем понимаю, куда ты клонишь, — сказал Ингвар. — Мы снова вернулись к началу? Ты хочешь сказать, что это случайные совпадения, и мы имеем дело с тремя не связанными...
— А как же символика? — перебил Зигмунд. — Как же эта лекция, которую ты слушала тринадцать лет назад...
— Подождите. Подождите! — Ингер Йоханне встала и заходила по кухне кругами. Время от времени она останавливалась у окна. Рассеянно смотрела на улицу, как будто следила за кем-то. — Дело в языке, — сказала она. — Все началось с отрезанного языка. Ключ в нем.
Она повернулась к мужчинам. На щеках горел лихорадочный румянец, подбираясь к оправе запотевших очков. Ингвар и Зигмунд сидели тихо, в напряжении, как будто они были зрителями, которым сейчас покажут смертельный трюк.
— Отрезанный и красиво упакованный язык Фионы Хелле — слишком очевидный символ, — сосредоточенно сказала Ингер Йоханне. — Банальная символика из романа про индейцев. Ты сам сказал на днях, Ингвар, что наверняка в мировой истории совершены тысячи преступлений, в которых фигурирует труп с отрезанным языком. Ты был прав. Ты был совершенно прав. Убийство Фионы Хелле не имеет никакого отношения к той лекции, которую я слушала как-то жарким летним днем в аудитории в Куантико. — Она закрыла лицо руками и раскачивалась из стороны в сторону. — Это так банально, очевидно. Боже мой!
99 
