– Что здесь творится? У Антонины весеннее обострение бешенства?
Эзергиль косо посмотрела на меня с таким выражением, как будто хотела сказать что-то неприятное, но промолчала и пожала плечами. Я удивилась еще больше: первый раз в жизни я видела Эзергиль недовольной.
– Вы чего такие кислые?
– Катька заболела, – вяло сказала Эзергиль. – Совсем с ней плохо. В больнице лежит.
Я хотела сказать, что так ей и надо, но поймала взгляд Ивана и вместо этого спросила:
– А что с ней?
– Тебе лучше знать, – буркнул Иван из угла.
– Да ладно, отстань от нее, – сказала Эзергиль. – Она тут ни при чем.
– Как – ни при чем?! – взвился Иван. – А кто это все устроил? Пусть посмотрит на Дом Эшеров!
– Ей нельзя, – меланхолично ответила Эзергиль, продолжая качаться на стуле.
– Нет, пусть посмотрит и осознает!
– Чего это с Иваном? – удивилась я. – Внезапно озверел?
– Послушай, – сказала мне Эзергиль, – у Погодиной серьезные проблемы со здоровьем. Тот демон был какой-то непростой: демиургией она не сможет заниматься как минимум месяц. Может быть, и дольше. А при наихудшем раскладе, так и вообще никогда. В общем, ситуация такая: если она поправится, у тебя тоже будет все в порядке. Если нет… тебе придется заплатить. Из училища вылетишь в один день. Катькин папаша сделает все, чтобы испортить тебе дальнейшую карьеру. Никто из мастеров реальности тебе руки не подаст.
Я промолчала. А что тут скажешь – все ясно. Оправдываться не хотелось, и Катьку мне все равно было не жалко. Представься мне вторая попытка, я поступила бы точно так же.
– Ты, конечно, скажешь, что не знала, не хотела и все такое, – продолжала Эзергиль. – Поэтому тебе и дается шанс. Пока Катька лечится, все делают вид, что ничего не случилось. Кстати, вопрос: куда ты девала демона после разгрома Дома Эшеров?
– Никуда, – пожала я плечами. – Сам ушел.
Иван ядовито расхохотался. Меня внезапно охватила ярость, которую с трудом удалось подавить. «Да ты просто завидуешь, – злобно подумала я. – Тебе-то ни в жизнь такого классного демона ни создать, не вызвать. Играй в свои куклы и помалкивай».
Эзергиль взглянула на меня в упор. «Чего это у нее лицо сегодня такое застывшее? – мельком удивилась я. – С тональным кремом переборщила, что ли? »
– Никогда так больше не делай, – тихо сказала она.
– Так не буду, – послушно согласилась я.
– Я это говорю ради твоего же блага.
Я промолчала.
– Ой, нарвешься! – покачала Эзергиль головой. – Жалко ведь, глупую! Ну чем тебе Катька не угодила? Что за нелепая ненависть? Да, характер у нее сложный. Да, она тебя вначале не оценила и поплатилась. Всё, теперь вы квиты. Успокойся и займись делом. Вы с ней еще подружитесь.
– Да что ты ее уговариваешь? – злобно крикнул Иван. – Она тебя вообще не слушает…
Я подняла руку, жестом заставив его замолчать. Внезапно я поняла, что тут происходит.
– Знаешь, почему ты сегодня озверел? – громко и спокойно произнесла я. – От страха. Ты боишься, что я сделаю с твоими игрушечными государствами то же самое, что с Домом Эшеров. И Эзергиль боится, поэтому и уговаривает меня мириться с Погодиной. И Антонина меня боится…
– Ну, глупая! – протянула Эзергиль. – Совсем мозгов нету!
– На тебя я не обижаюсь, – свысока ответила я. – Так я решила. Но могу и передумать. А теперь замолчите и не мешайте мне. Я буду работать.
Иван попытался что-то вякнуть, но я повернулась к нему спиной и села на свое место у верстака. Прикрыв глаза, надела плеер и начала вытряхивать из сознания лишние мысли. Рядом скрипнула табуретка.
– Музыкальные ассоциации, да? Что там у тебя, Крис Ри? А чего такое старье?
– Отвянь, – сонно произнесла я.
– Разве я что-то делаю? – вкрадчиво спросила Эзергиль. – Просто сижу.
Я совсем закрыла глаза. Внутри уже образовалась привычная пустая, звонкая тишина. Теперь я была уже вне досягаемости. Я могла двигаться в любом направлении. В нужный момент подключилась музыка. Это такое задание, для развития воображения: включаешь музыку и запускаешь фантазию. Иной раз вылезают поразительные вещи, какие в здравом уме не сотворишь.
…Темная затхлая комната, где пыль не трогают годами. Окно, завешенное плотными грязными шторами. Лицом к окну стоит инвалидное кресло. Старик, больше похожий на труп, – кажется, он врос в это кресло, оно часть его беспомощного дряхлого тела. Ему уже все равно, в какой он комнате, в каком он теле. Он на три четверти на том свете. Когда-то он был живым и молодым. Теперь он хочет только одного – чтобы открылось окно. Но открыть его некому. Ведь для этого надо встать с кресла. А его время уже истекло.