ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Алая роза Анжу

Зря потраченное время. Изложение исторического тексто. Не мое. >>>>>

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  11  

Но демиургия – это совершенно другое дело. Антонина называет ее «синтетическим искусством» – не от синтетики, разумеется, а от синтеза. Она даже не колдовство, она неизмеримо выше. Она… честно говоря, я и сама не знаю, что это такое и куда меня занесли попытки вспомнить, как выглядит кустик саксаула. Но от гордости за свою избранность все равно распирает.

Сто раз я спрашивала Антонину, что такое демиургия, но она ничего не хочет объяснять. Все, говорит, предельно просто. Как совершается Чистое Творчество, со временем обязательно узнаешь. Ну а пока не пытайся уподобиться сороконожке из известной сказки, которая задумалась, как ей удается ходить на сорока ногах. Можешь творить – твори и ни о чем не думай. Не все ли тебе равно, из чего и что создавать? Суть-то не в этом! Считай, говорит, демиургию творчеством в чистом виде, а больше тебе знать не надо.

В общем, никакой теории, одни ограничения. На первом занятии мне были преподаны два правила. Одно – строжайшее запрещение заниматься демиургией за пределами училища. Второе – молчание, молчание и еще раз молчание.

Итак, в мастерской нас четверо. Катя Погодина, Эзергиль, Иван и я. Народ подобрался, прямо скажем, своеобразный. Расскажу обо всех по порядку.

Катя Погодина лично у меня никаких симпатий не вызывает. Да ее никто не любит. А за что любить? Во-первых, она вся в отца: считает, что ей все по жизни должны и обязаны. С людьми общается строго по иерархии – чем выше статус человека (с ее точки зрения), тем Погодина приветливее. А выше ее в нашем училище разве что директор, да и то под сомнением. Антонине она в глаза не хамит – опасно для здоровья, остальные же учителя ее на дух не переносят и, по-моему, даже побаиваются. Подруг у нее в училище, понятное дело, нет. Единственный человек, который в состоянии с ней общаться, это Эзергиль. Но о ней речь пойдет позже.

Мое появление в группе Катька восприняла как личное оскорбление. Сначала были нарочито удивленные взгляды типа: «А это что у нас такое завелось?» Потом начались наезды. Погодина не упускала ни единой возможности поиздеваться надо мной, надеясь, вероятно, что я сбегу из группы сама. Я поначалу только дивилась, принимая беспричинные нападки Погодиной за местную форму дедовщины. Потом мне это надоело, и я пожаловалась Антонине. Преподавательница вызвала Катьку в свою каморку для разборок. Сквозь неплотно закрытую дверь до меня периодически доносились гневные реплики Погодиной: «Да кто она такая? Вы понимаете, что это позор для нашей студии? Ее же вообще едва не выгнали в том году – я узнавала! Вам придется отчитаться перед педсоветом, по какому праву вы ее к себе взяли!» Уж не знаю, что ей на это ответила Антонина, но с тех пор Катька оставила меня в покое. Точнее, мы вообще перестали разговаривать. Думаю, это для нас оптимальная форма сосуществования.

Вторая ученица Антонины – Эзергиль – существо куда более интересное и загадочное, чем стервозная зазнайка Погодина. Для меня особенно, поскольку с ее именем связаны важные для меня воспоминания детства. Когда я училась в первом классе самой обычной школы, в музыкальном зале устроили выставку работ художественного училища. Организацией этой выставки занималась, кстати, все та же Антонина. Сейчас я думаю, это было формой скрытой агитации, типа акции по переманиванию способных учеников.

О работах ничего сказать не могу – они не произвели на меня впечатления, от искусства я тогда была далека. Но на одной из рамок была подпись – «Эзергиль». Меня она проняла до самых печенок, можно сказать, что-то перевернула в прежде младенчески безмятежной душе. Несколько дней подряд я на каждой перемене бегала к выставочным стендам, стояла, вперясь глазами в подпись, и думала, думала. Учителя, вероятно, полагали, что я потрясена детским творчеством, но дело, как я уже сказала, было не в этом. Меня привлекали красота и тайна сочетания этих восьми букв. Что означает «Эзергиль»? Имя? Фамилия? Название работы? Что-то еще? Даже произносить это слово было вкусно. От него веяло колдовством. Нет, думала я, не может быть у обычного человека такого невероятно красивого имени. Я не могла поверить в существование загадочного Эзергиля (или загадочной Эзергили) и уж тем более допустить не могла, что когда-нибудь с этим существом встречусь. Ан нет, не угадала. В жизни еще и не то бывает.

Выглядит Эзергиль лет на семнадцать. Точнее, выглядит она, как хочет. Где учится, никому не говорит, но точно не в нашем училище. К Антонине ходит не первый год. Меняет свою внешность почти каждый день, относясь к ней как к произведению искусства. Но у нее есть пристрастия: например, к белой одежде спортивного фасона, черным длинным волосам, перламутровому лаку для ногтей и боди-арту. Двигается легко и красиво, как танцовщица. Парни от нее без ума, и она их меняет каждую неделю. Всегда веселая, приветливая и уравновешенная. Единственный минус – уж больно сама по себе, какая-то отстраненная.

  11