Особенно,... 
5 
Саша сразу заметил, что чего-то не хватает. Он придумал рисовать ад. Внизу – котлы, сковородки и прочая посуда с грешниками, сверху – облака. На облаках летают караульные ангелы и присматривают за работой чертей. Идея мне очень понравилась. С тех пор мы рисовали две картинки: сверху – слегка поднадоевший рай с кроватью и телевизором, снизу – адский чертог, который становился все интереснее и интереснее, обрастая новыми подробностями. Мы с Сашей возглавляли побег грешников, угоняли облако, а черти и ангелы преследовали нас с хлыстами и трезубцами. Потом мы стали рисовать только ад, а потом игра приелась.
Еще мне вспомнилась увлекательная игра, одна из последних – «аутодафе». Придумала ее я, но непосредственным толчком послужило нечто демоническое, что появилось тогда в Сашиной внешности: лет в двенадцать он чем-то долго болел и некоторое время ходил костлявый, как скелетик. Играть полагалось так: я рисовала и вырезала из бумаги «грешника» – тощее голое существо с растрепанными волосами и ужасом на лице. Потом мы вешали его на цепочке на кран в ванной, зажигали свечку, выключали свет и запирали дверь. Дальше начиналось самое интересное. Саша, изображая Великого Инквизитора, брал книгу (какую, не помню, что-то историческое) и зачитывал оттуда мрачным голосом: «Восстань, о Господи, и сотвори свой суд! Всю силу гнева своего обрушь на язычников и неверных! Изобличенный еретик, несчастный грешник, прогнивший член христианской общины, отрекись от ереси и примирись с церковью!» – и дальше в этом роде. Еретик в хамском тоне отказывался каяться (как всякой порядочной девочке, мне очень нравилось ругаться), и тогда инквизитор подносил свечку к его ногам. На мой взгляд, еретик сгорал слишком быстро: всего долю мгновения его испуганные глаза смотрели сквозь очистительное пламя.
Что мне больше всего нравилось в этой игре? Во-первых, Сашино бледное лицо в полумраке, с глубокими тенями на худых щеках и запавшими глазами, в которых отражалось пламя свечи, и его глуховатый голос, произносящий страшные и величественные слова. Во-вторых, цепочка, на которой поджаривали грешника: от копоти свечи она из серебристой становилась черной, и это таинственным образом убеждало меня, что аутодафе совершилось совсем как по-настоящему.
Квартира у них была крохотная – типичное новостроечное жилье с микроскопическими комнатами и окнами во всю стену, – но в детстве она казалась мне огромной, безграничной. Она выглядела как приемная в целый мир тайн. За каждой дверцей шкафа мне мерещились анфилады залов, за дверью кладовки – винтовая лестница. Про зеркала скажу только одно – то, что там отражалось, абсолютно не походило на то, что было в действительности. Впрочем, наверно, все дело было в моем разыгравшемся воображении.
Трамвай наконец доехал. Мы прошли метров сто по усыпанной листьями улице до одинокого точечного дома, похожего на белый утес, поднялись на лифте на двенадцатый, а может, и тринадцатый этаж (я все время забывала). Мама зашуршала пакетом с подарками, папа позвонил в дверь. Внутри раздались приглушенные голоса, звук шагов, и на пороге возникла тетя Наташа, светясь приторной улыбкой. За ее спиной виднелся дядя Игорь. Из кухни тянуло чем-то горячим и вкусным, с корицей.
– Здравствуйте, здравствуйте! – протянула тетя Наташа. – Заждались. А Гелечка-то как выросла! Взрослая девочка стала, не узнать! А красавица-то какая! Сашуля, беги сюда, погляди на Гелю…
От тети Наташиных похвал я не знала, куда прятать глаза. Особенно меня смутила последняя фраза. Краем глаза я видела, что мама морщится, и даже знала, о чем она сейчас думает: что тетя Наташа сыплет похвалами исключительно ради того, чтобы кого-нибудь сглазить.
Тетя Наташа наконец отстала от меня и принялась захваливать маму, восхищаясь ее цветущим видом и вечной молодостью. Дядя Игорь увел папу на кухню, поговорить о каких-то своих делах. Я сняла куртку и повесила на один из латунных крючков вешалки. И эта вешалка, и высокое зеркало с ящиком для обуви, от которого Саша когда-то открутил и потерял ручку, и выцветшие желто-коричневые обои – ничто не изменилось. Все выглядело, в точности как полтора года назад, когда я побывала тут последний раз. «Как будто вернулась в позапрошлый год, – подумала я. – И тетя Наташа все такая же – лисичка со скалочкой».
– Саша, выйди поздоровайся, – крикнула тетя Наташа.
Из комнаты донесся незнакомый мне угрюмый баритон:
5 
