– Я обязана хранить покой Великого, и я его храню. Я выбрала эмира, которого считала лучшим, дала ему возможность сразиться с прежним. А он теперь слюни пускает. – Девушка оправила юбку и шагнула под струи душа, приблизив свое лицо к нему почти в упор: – А если Сошедший с Небес прикажет тебе идти и сражаться – ты тоже станешь биться в истерике? Скажи мне это сейчас. Ведь ты хотел принести ему клятву верности. А сможешь ли ты ее исполнить?
– Отойди, вымокнешь.
Лена отступила, посмотрела на себя и стала вдруг снимать одежду, бросая ее на пол:
– Какая теперь разница?
Раздевшись, она рывком распахнула дверь в келью, на пороге обернулась:
– Мне нужно пойти к номарии и доложить о своем позоре. Ведь ты обманул ее и отказываешься принести клятву верности?
– Нет! – скрипнул зубами Дикулин. – Я не отказывался от обещания. Раз я обещал, то клятву принесу.
– Но будешь ли ты ее исполнять? Выполнишь ли ты любую, любую волю Нефелима?
– Вот зараза! – ударил Алексей кулаком кафельную стенку. – Да, исполню! Я не привык отказываться от своего слова. И уже начал участвовать в ваших игрищах, если ты заметила.
– Вот видишь, Леша, – прикрыла дверь Лена. – Оказывается, этот экзамен пошел тебе на пользу.
– Какой экзамен?
– Проверка кровью. Ты начал понимать, что мы не играем понарошку. Что все вокруг настоящее, и за каждый шаг приходится платить настоящую цену. Школа осталась позади, Лешенька, игры кончились. Теперь все по-настоящему.
– И что такое «настоящая цена»?
– Жизнь, – кратко ответила хранительница. – Или ты ее берешь, или ты ее отдаешь. Добро пожаловать в реальный мир, малыш.
Русь. Остров в дельте Невы.
Зима 2407 года до н.э.
Над святилищем полз туман. Быть может, чародейки, что обитали в здешних краях, затеяли новое колдовство, а может – это был пар из сотен ртов собравшихся на небольшой поляне женщин. В центре святилища – там, где берегини встречали просителей из окрестных племен, – в этот раз лежала подпертая по краям бревнами высокая куча мелкого черного хвороста. Большинство хранительниц предпочитали не смотреть на это зловещее сооружение, разглядывая либо чистое небо, либо темные острия кольев в высоком тыне.
Наконец, похрустывая белым снегом, к святилищу подошли еще две женщины в полотняных туниках. Они шли бок о бок, словно подруги, о чем-то негромко переговариваясь. Одна, пожилая, с желтым морщинистым лицом, была обрита наголо, вторая имела длинные волосы, доходящие до плеч. На краю поляны прибывшие остановились, и пожилая указала молодой на сложенную кучу:
– Тебе туда, Вилия.
– Прощай, номария, – кивнула та, вышла вперед и поднялась на возвышение.
– Ты считала и считаешь, что была права, девочка моя, – сказала глава Клана. – Ради правоты своей ты пошла на предательство и клятвопреступление, поступилась нашим мнением и пожертвовала своей судьбой. Так иди же до конца. Ты готова пожертвовать собой ради смертных? Так сделай это, и не заставляй никого из нас принимать грех на свою совесть.
– Нас рассудят весы Анубиса, сестра, – ответила девушка, подняла глаза к небу, постояла так около минуты, потом резко распрямила пальцы.
Пересушенный хворост занялся сразу со всех сторон, почти мгновенно превратившись в столб алого пламени. На хранительнице затрещали, скручиваясь, волосы, начала чернеть туника. Девушка сжала кулаки и стиснула зубы, пытаясь перебороть боль, но жар оказался сильнее ее воли, и, уходя к вратам Дуата, она выкрикнула этому миру свой последний вздох: – Слове-ен!!!
– Ты ничего не слышала? – поднял голову от стола князь.
– Нет, ничего, – отозвалась сидящая у прялки Шелонь. – Малой заплакал?
– Видать, померещилось… – Макая расщепленную палочку в черный настой чернильного ореха, Словен закончил письмо, подул на тонкий лист бересты, свернул его, вышел из горницы: – Тивор, ты ждешь?!
– Да, княже! – выскочил из угла мальчишка лет десяти, в овчинном тулупчике и черных потоптанных валенках.
– Вот, бери, – отдал ему письмо князь. – Иди через озеро, оно уж замерзло все. Грамоту токмо брату моему, Русу, отдавай, и более никому! Дорогу помнишь?
– А как же, княже! Сколько раз летом за солью с отцом ходили.
– Ну так поспешай! Дни ныне короткие, а версты длинные.
– Слушаю, княже. – Мальчишка подхватил с лавки шапку и кинулся за дверь.
Правитель вернулся в горницу, поцеловал жену в щеку, забрал висящий на спинке кресла ремень с мечом, опоясался. Взял плащ, сшитый из трех рысьих шкур, кинул на плечи: