23 
— И то верно. Со щитом ровно стену рубить приходится, без него веселее.
Хлопнула дверь. Шустрый княжеский холоп выскочил, неся не только пояс Михайло Воротынского с оружием, но и два выцветших, изрядно исполосованных и многократно прошитых тегиляя: толстых, в два пальца, халата, простеганных проволокой и набитых конским волосом. Доспех простой и недорогой, но довольно надежный.
— Подай князю Сакульскому, пусть выберет, — велел гость. — Накинь, Андрей Васильевич, дабы шальной удар к беде не привел. Случайное касание выдержит, а в полную силу бить мы, знамо дело, не станем.
Зверев упрямиться не стал, облачился. То, что сабля не игрушка, он знал не понаслышке.
— Готов, — кивнул хозяин дома, застегнув крючки.
— Ну так держись! — тут же ринулся вперед гость, стремительно обрушивая свой клинок на голову Андрея. Тот насилу успел прикрыться, сильным наклоном отводя клинок врага в сторону, тут же попытался рубануть Воротынского поперек живота. Но противник отступил, а когда сабля ушла дальше, сделал шаг вперед, попытавшись уколоть Зверева в грудь. Андрей насилу увернулся, вознамерился снизу вверх подрубить князю руку, но тот успел заметить опасность, ушел с поворотом и тут же продолжил его, метясь разрубить князя Сакульского поперек груди. Насилу удалось отскочить.
Андрей только диву давался: даром что князь Воротынский был старше его на двадцать лет и уже перевалил пятый десяток, даром что казался куда грузнее и шире в кости — ан крутился, что белка в колесе, действовал стремительно и уверенно, не позволяя себя даже царапнуть. Когда Зверев уже отчаялся, гость вдруг отступил, тяжело отмахнулся, отер пот со лба:
— Что-то я уже согрелся… — пытаясь отдышаться, пояснил он. — И ноги ужо не те. Совсем я закис от жизни монастырской, меча удержать не способен. Нет, Андрей Васильевич, пожалуй, с завтрашнего дня с тобой вместе буду поутру с дрекольем прыгать. Не то недолго в первой же сече по-глупому сгинуть. Что может быть глупее, нежели погибнуть оттого, что устал?
— Так милости просим, Михайло Иванович!
— И лентяев своих заставлю жирок растрясти…
— Доброго вам утра, бояре, — выглянула на крыльцо Варвара. — Пожалуйте завтракать.
— О, это ко времени, — обрадовался князь Воротынский. — Ловкая у тебя приказчица, княже. Одна, да ин, как ловко управляется!
— За то и держу.
Варя с поклоном пропустила гостя, поклонилась и Андрею, но окликнула:
— Что княгиня из имения пишет? Все ли у нее в порядке, княже, как дети?
— Я и забыл про письмо-то! — спохватился Зверев. — После завтрака прочитаю.
Андрею как-то даже стыдно стало, что вчера за многочисленными хлопотами у него из памяти выветрилось напоминание о письме из дома. Весь завтрак он сидел как на иголках и, лишь слегка утолив голод, побежал в свои покои, нашел свиток, сломал тонкую сургучную печать с оттиском Полининого кольца.
Редкие письма жены были всегда очень длинными и размеренными, с многочисленными приветами и пожеланиями от имени всех членов семьи и части челяди, с описанием погоды в княжестве, поездок на торг и обычных прогулок чуть дальше двора, перечислением деревень, упоминанием всех свадеб, смертей и рождений, и кучи прочей совершенно ненужной князю информации. Но Звереву все равно нравилось читать эти послания. Во время долгого расшифровывания завитушек, накрученных почти возле каждого слова, он словно слышал голос Полины, чувствовал ее близость, исходящее от нее чувство грусти от расставания и любви к нему — и от этого в душе нарастало тепло, хотелось все бросить и мчаться к ней. Обнять детей, подкинуть их в воздух, услышать счастливые визги, крепко прижать и дол- го-долго не отпускать избранную на небесах спутницу жизни… И даже дочитав последнюю строчку, он еще пару минут стоял перед окном, глядя на покрытую изморозью слюду, и сохранял в душе ощущение близости со своей Полиной.
— О чем княгиня пишет? — вывел его из задумчивости вопрос Вари. — Здорова ли, в порядке ли семья, как все дома?
— В порядке, — вздохнул Андрей. — Пишет, что соскучилась и в Москву летом приедет, раз уж меня государь домой никак не отпустит. Думаю, после половодья соберется. Аккурат с посевной хлопоты закончатся, и поедет. Надеюсь, догадается ушкуем плыть, а не по дорогам пыль глотать?
— Конечно, догадается, княже. Она у тебя умница.
О самом главном умудренная жизнью Варенька предпочла промолчать. Но Зверев отлично знал, о чем она подумала, услышав это известие.
23 
