– Гениально! – съязвила Машка и вернулась к разговору с Мишей. – Значит, так: я отвлеку его с левого боку, а ты бей по глазам...
Судя по Мишкиному лицу и тем взглядам, которые он бросал в сторону врага, на успех он не особо надеялся.
Про меня забыли. Как боевая единица я была равна нулю. Между тем моя душа разрывалась на части. «Это ведь из-за меня мы здесь так влипли! – говорила одна ее половина. – Я их сюда обманом заманила на гибель! И ничего не делаю, чтобы выручить. Подвиги тут совершенно ни при чем – если я не вытащу их отсюда, это будет элементарная неблагодарность. Хуже того – элементарная подлость! А ведь я могу! Так чего же я медлю?» А другая половина души отвечала на это только бессмысленным писком насмерть запуганного существа, и этот писк с легкостью глушил все доводы рассудка и угрызения совести.
В пепле костра бледно светились последние головни.
– Слушайте, девчонки. – глухим голосом произнес Мишка. – делаем так. Я отвлекаю дракона, а вы бегите к опушке, где велосипеды...
– Ни фига! – горячо возразила Машка.
– Ладно уж – ты отвлекаешь дракона, а я рубану его по морде...
– Стойте. – прервала их я. – Я знаю, как нам отсюда выйти.
Мишка и сестра уставились на меня с явным недоверием.
– Только не смейтесь. – попросила я. – Я его загипнотизирую. Отведу глаза.
– Что ты ему отведешь? – после паузы переспросила Машка и фыркнула.
– Просила же не смеяться. – недовольно сказала я. – Сделаю так, чтобы он нас не видел, пока мы будем отсюда сматываться.
Машка снова зафыркала:
– Ты че, ведьма, что ли?
Я перевела взгляд на Мишку. Он по крайней мере не смеялся.
– Ты серьезно? – тихо спросил он.
– Да не верь ей. – встряла Машка. – Она все время разные страшные истории сочиняет. Прикинь, один раз придумала, что я вампир. Я чуть не поверила.
– Я серьезно. – не глядя на Машку, ответила я.
– Так почему же раньше молчала? Я тяжко вздохнула. Мне было не до оправданий. Какие оправдания, когда приговор уже подписан и вот-вот будет приведен в исполнение? Не объяснять же, что любая попытка Чистого Творчества для меня равносильна самоубийству?
– Я надеялась, что можно будет обойтись б этого. Но, похоже, выбора у нас нет.
– Это верно. – кивнул Мишка. – А у тебя получится?
– Не уверена, но попытаться можно.
– Врет она все! – сердито сказала Машка. – Тоже мне, нашла время для сказок.
– Помолчи. – отмахнулся Мишка. – Давай Ангелина. Если у тебя ничего не выйдет, то нам все равно придется прорываться с боем.
Я снова вздохнула, с ненавистью глянув на безмятежного дракона. Вспомнила о Князе, мысленно высказав ему все, что думаю о его дурацком совете. И сказала;
– Я сейчас встану и подойду к дракону. Если он так и будет валяться, значит, все получилось. Тогда я обернусь и махну вам рукой – можно идти.
* * *
Сопровождаемая недоверчивыми взглядами Машки и Мишки, я встала и через силу пошла в сторону дракона. Он все так же неподвижно лежал на траве, но надбровные отростки, как локаторы, повернулись в мою сторону. Не доходя метров полутора, я остановилась и поглядела ему в глаза.
«Здесь никого нет. – мысленно сказала ему я. – Сам посмотри – никого. Ни здесь, ни возле костра».
Отводить глаза – очень простое искусство. Реалистов ему вообще-то не обучают, поскольку оно не входит в программу, но как-то так получается, что к третьему году им овладевают буквально все. Оно требует минимальных затрат силы, и все же это хоть и примитивное, но Чистое Творчество.
Дракон по-прежнему глядел на меня, но его локаторы опустились в траву. Сработало! Я обернулась к костру, чтобы махнуть рукой Машке и Мишке... и увидела, что они исчезли. Исчез и сам костер. И луг, и карьер, и небо. Повсюду, куда ни глянь, колыхалась ненавистная знакомая серая хмарь. Весь мир исчез. Остались только мы с драконом.
11. Меловое море.
– Спокойно. – пролепетала я, глядя на нависающего надо мной белого змея. – Стой как стоишь. Ты мне совершенно не нужен...
Дракон не шевелился. Его изогнутая шея выступала из плотной стены белого тумана, а фасетчатые агатовые глаза были почему-то закрыты. Поскольку змей вроде как не намеревался немедленно на меня нападать, я пригляделась и поняла: его глаза не закрыты, они стали белыми. Что случилось? Я пригляделась – и с души свалилась огромная тяжесть.