99 
— Это же наглое вранье!
— Слова сии подтвердить изрядное число земских людей может, кои прибытие к тебе многих человек видели. Видом и татарским, и русским, а многие и сами подданными казанского хана назывались, — взмахнул другим листком Иван Кошкин. — Да сказывали открыто, что воевать со своим ханом собираются. Государь словам сим верит, ибо и сам от тебя призывы к ссоре кровавой с Казанью слышал. А ссора сия токмо султану и в радость. Пуще смерти он союза Москвы и Казани опасается. Про сию измену с тебя главный спрос. Однако же и иных изветов супротив тебя подано предостаточно. Вот жалоба от купца Корякина из Корелы, купца Тишина, а также еще семи черных людей низкого сословия о том, что ты колдовским образом детей их к крепостным своим девкам приворожил, и все они дома бросили да к тебе в княжество уехали. Донос о том, как ты колдовским образом золото приманивал, а опосля в странах заката на рабов выменивал и на землю русскую иноверцев сажал, как мертвецов из могил поднимал, дабы они тебе землю рыли. Как крепостных чужих с порубежья увел, как тайну пути северного англичанам за двести гульденов продал. Ага, а вот прошение к митрополиту от колдовства твоего оборонить. Брата государева, Владимира Андреевича, ты, знамо, извести пытался, чары накладывал, порчу напускал, отчего тот бежать с подворья своего был принужден и ныне в Москве скрывается. А ты, Андрей Васильевич, и сюда вслед за ним приехал и чародействовать продолжаешь. Не любишь ты землю русскую, не любишь. Изничтожить ее желаешь. Странно, что про измену твою в пользу короля польского никто не написал. Это дело на всех завсегда пишут. А на тебя отчего-то нет. Хотя и без того на три смертных казни изветов набирается.
— Это… Это все вранье!
Настроение Андрея сильно испортилось, если не сказать более. События, события, события… Все вроде похоже. Но как же их сумели так извернуть?
— Поклеп, сказываешь, на тебя наводят, напраслину? — Боярин провел пальцем по краю бумажной стопки, приподнял, прочел наугад один из доносов: — «Кудесничеством подлым сыновей моих старшего и младшего обольстил…». Ну так ответь, переезжали к тебе на землю парни многие из Корелы?
— Любовь зла, Иван Юрьевич. Разве я виноват, что они в девок влюбились, которых я на торг привез?
— А золото было?
— Клад нашел, повезло.
— К схизматикам в страны закатные ездил?
— Людей не было в княжестве. А на Руси не купить. Откуда тут рабы? Да еще многие сотни? Вот и поехал.
— За двести гульденов северный путь продал?
— Это я англичанину заплатил, капитану, за то, что он каракку в Холмогоры привел. Кто еще это сделать мог? Нет у меня в холопах умелых капитанов!
— А чтобы англичанину не платить, ты его на постоялом дворе и зарезал.
Зверев замолк, переваривая услышанное. Теперь получалось, что он еще и в убийстве виноват? Отпусти — измена, раз тайный путь выдал. Не отпусти — душегуб.
— Я тебе, Андрей Васильевич, добра желаю, — выйдя из-за стола, склонился над ним дьяк Кошкин. — Ты боярина Лисьина сын, друга моего давнего, и мне завсегда нравился, помог в делах моих немало. Я тебя, побратим, не погубить, я тебя спасти от дыбы и казни позорной пытаюсь. Признайся во всем, княже. Покайся, расскажи в подробностях, зачинщиков, советчиков укажи, что мысли ядовитые тебе в душу вложили, что надоумили к султану перекинуться, золото у него получать, измены супротив отчины придумывать да творить. Откель взялись, когда, где прячутся, под чьей личиной дела черные творят? В колдовстве черном покайся, исповедуйся, к вере православной обратись. Отрекись от Диявола, душу свою бессмертную спаси. Разумеешь ли ты меня, Андрей Васильевич? А, друже?
— Остолбенел он, видать, Иван Юрьевич. Бывает со страху. Водичкой окатить его, да на дыбу. Враз речь и возвернется.
— А листы допросные я сам писать стану? Видишь, нет Тешена. И чернильницы с чистой бумагой тоже.
— Покликать?
— Нет, Лука, погоди… — Кошкин обошел Андрея кругом, положил ему руку на плечо: — Последнюю милость тебе оказываю, князь. Сейчас тебя в поруб отведут. Посиди там тихонько, пообмысли все. Надо ли тебе ворогов страны нашей укрывать, надо ли за учение бесовское держаться? Утро вечера мудренее. Покайся, Андрей Васильевич, расскажи все без утайки. Коли честен будешь, без Луки обойдемся, без кнута его. То тебе словом своим обещать могу. И пред государем заступлюсь, дабы живота тебя не лишал. Ты слышишь меня, княже? Да, Лука, видать и правда остолбенел от неожиданности. Ладно, ты его в угловую светлицу определи. Соломы кинь свежей и воду поставь. Авось, до завтра в себя возвернется. Тогда и решим. Андрей Васильевич, ты меня слышишь? Ты это… Ты тут не балуй. Стража крепкая наверху у дверей. Станешь буянить — в кандалах сидеть придется. А пока я тебя своей волей решил без уз запирать. Слышишь, князь? Ладно, Лука, уводи.
99 
