83 
— Прекрати! — не выдержав, закричал отец Пантелеймон.
— Да! Чуть не загубили душу ее! — Григорий снова вскочил со своего места. — Павлов, да, Женя, да…
Не важно, кто губил, — важно, что Господь сберег ее, дал шанс — дитя дал, а самое главное — поверила она, раскаялась, чистой стала — сильной такой! Вы б видели, какие она камни ворочала. Зимой, когда Аньку родила. И ни про кого дурного слова не сказала ни разу, даже когда от ломок загибалась. Мы с ней так любили друг друга, а ничего между нами грязного не было — ни разу. Святая она была. А ты, Ольга, просто больная. Вот.
— Больная — может быть. — Ольга тоже вскочила и заговорила, с каждым словом становясь все увереннее и спокойнее. — Душа у меня не спокойная — все болит за кого-то. Я и за Катю переживала — жалела ее. Зря. Пряталась она в монастыре, сына хотела родить — силы копила, отомстить хотела всем за унижение, очень хотела. Даже роды преждевременные у себя вызвала, а там девочка. Опять ее надули. Вот уж тогда совсем разозлилась святая ваша, поклялась отомстить всем вам — всем, кто здесь за столом сидит. Правильно вы собрались — в полном составе. И тебе, мой благостный, тоже, знал слишком много.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Павлов, — что-то больно складно нах для больной.
— Обычный бред, — скептически дала определение Виктория.
— Ой, Виктор-Вика, извините, — обратилась к ней Ольга, — вас это все вроде как и не касается.
— У нее ребенок Кати, то есть Лены, наверное, ну, то есть моя дочь, — попытался объяснить Женя.
— Нет, ну я его щас вырублю нах. — Павлов повернулся всем корпусом к Жене. — Опять вылез — Моисеев недобитый.
— Если Катин ребенок, то не факт, что ты, Женя, отец, — сказала Ольга.
— Может, хватит этой чуши? — окончательно разозлился Григорий. — Она же просто больна.
— Нет, пусть говорит нах, — заявил Павлов.
— А тебя, Григорий, расстроить хочу, — обратилась к нему Ольга. — Не ругалась Катя правда, с детства мама отучила. Всю злобу свою, всю обиду на мир — в дневник выливала, весь он — с последнего лета — ядом пропитан. А не спала она с тобой, потому что не нравился ты ей — старый, занудный, лысоватый доктор. Святая… И жену твою она придушила из чистой ревности к Женечке любимому. Еще и в Лену переоделась, чтоб — кто увидел — на нее подумал.
— Так это у вас семейное — с переодеванием, нах, — осклабился Павлов.
Гриша, нервно, в голос засмеялся:
— Ким задушила Катя… Я ухожу из этого цирка! А член Жене тоже Катя отхватила?
— Конечно. С этого-то все и началось, — парировала Ольга.
— Жена моя, твои обвинения очень серьезны. Если ты сейчас испугалась, обманываешь нас и валишь все на покойную — это очень-очень плохо, — попытался образумить бунтарку поп.
— Валит-валит нах. — Павлов все больше веселился.
— Где улики? Доказательства? — по-деловому спросила Виктория.
— Ах да, простите, — опомнилась Ольга, — у нас же суд. Совсем забыла, сейчас принесу.
Она отошла от стола и пошла в соседнюю комнату, вслед ей стал подниматься Павлов:
— Сбежит, я за ней нах.
— Сиди, Сашка, я сам. — Отец Пантелеймон вышел вслед за женой.
— Оба сбегут. — Павлов большим пальцем руки махнул себе за спину.
Катя была настроена скептически:
— Нет у нее никаких улик — блеф это.
— Какие улики? Это абсурд. — Григорий все еще злился. — Бедняга просто свихнулась от ревности и жадности.
Через мгновение дверь отворилась, отец Пантелеймон с Ольгой вернулись и сели за общий стол. Ольга, торжествующе улыбаясь, прижимала к себе коробку из-под конфет.
— Ну я же говорил. — Григорий повертел пальцем у виска.
Ольга, не торопясь, открыла коробку и достала оттуда мелко исписанные листочки, пожелтевшие от времени. Она заботливо и осторожно расправила их на столе.
— Вот они. Осторожней, ядовитые. Берегла их, прятала. Знала — рано или поздно пригодятся. Ну что, кто смелый? Берите — читайте вслух житие святой Кати.
— Господи, это не сон — это действительно ее почерк. — Григорий низко наклонился и рассматривал вещественные доказательства. — А что это они разложены и скрепками скреплены.
— Это я их разложила. По эпизодам, чтоб удобнее было.
— Я прочитаю. — Катя потянулась и взяла первый попавшийся под руку листок. Оглядевшись по сторонам — все ли ее слушают, она откашлялась и начала читать вслух отрывки из дневника:
83 
