Последние отзывы

  31  

— Ты, случайно, не богатая наследница? — всерьёз поинтересовался Джерри.

— Нет, — так же серьёзно ответила Никки.

— Тогда ничего не понимаю, — развёл руками Джерри. — Слушай, а ты не думала…

— Ты сам слушай! Дай отдохнуть раненому ребёнку! Я устала говорить, — почти сердито сказала Никки. Она действительно выглядела заметно бледнее обычного. — Давай о чём-нибудь повеселее… И ты обещал рассказать о Земле!

Джерри смирился и стал рассказывать о своей планете. Он прожил земную жизнь в Северной Вирджинии, в деревянном доме, стоящем на склоне невысокой горы в старом дубовом лесу с примесью гикори, сосен и клёнов. Стены дома были сложены из тёсаных брёвен, крытых прозрачно-медовым лаком.

Ночью дом светился в тёмном лесу огромными треугольными стёклами, как солнечный прозрачный кристалл. Зимой в окна заглядывали заснеженные голубые ели, посаженные родителями вокруг дома, а в самом доме вкусно пахло дымом от дубовых поленьев, горящих в камине.

Бревенчатое шале скрывалось в тихой горной долине с узкой тупиковой дорогой, десятком таких же деревянных домов и небольшим искусственным озером с бобрами и форелью, из которого вытекал ручей с мини-водопадом. На берегу озерца стояла древняя заброшенная охотничья хижина.

Невысокие горы вокруг назывались смешно — хребет Бычьего Ручья. Автомагистраль в недалёкий столичный Колумбийский округ проходила в километрах пяти, и шум от неё не доносился в долину. Тишину вокруг нарушали только самолёты из аэропорта Далласа, изредка пролетавшие высоко над домом, да звонкие крики и посвисты многочисленных птиц. Зверей в местных заповедных горах тоже водилось немало.

— Представь, — увлечённо рассказывал Джерри, — завтракаешь у окна, а за ним — стриженая полянка, лес и кормушка для птиц, но едят там все голодные звери. Это такая умора — смотреть, как белки-акробаты грызут семечки, вися вниз головой. Олени тоже любят пожевать птичье зерно. Летом приходят по два-три оленя, а зимой — и с дюжину. Правда, их нельзя гладить, как Тамми и Томми, — они у нас дикие и пугливые, ближе десятка метров к себе не подпускают. У всех белые хвосты, а у маленьких оленят летом ещё светлые пятна по бокам и на спине. Жизнь у диких оленей не сахар — в жару их зверски мучают кусачие оводы, зимой им голодно и холодно… Их часто сбивают машины, очень жалко… Маму олени нередко расстраивали — подчистую съедали у неё цветы и декор-кустарник. Уж она ругалась-ругалась на них, но продолжала подкармливать. Иногда из окна я видел озабоченную, всё время куда-то спешащую лису. У неё недалеко была нора, и тощие лисята выпрыгивали прямо на дорогу. А скунс — с белыми нарисованными ушами на чёрной спине — ходит солидно, не спеша, роется в траве, фыркает, ищет жуков. Окно моей спальни в хорошую погоду открывалось на ночь… просыпаешься утром от бормотания, а это стая диких индюков идёт по лесу, кормится желудями и кудахчет. Но самые уморительные звери — это, конечно, еноты. Они похожи на горбатых пушистых собак и приходят обычно ночью. Еноты умные, отлично лазают по деревьям и легко забираются на дек, что и делает их самыми успешными ночными воришками.

— Ночные воришки! — веселилась вовсю Никки, слушая с горящими глазами Джеррин рассказ, словно фантастическую сказку. Джерри и сам оживился, энергично жестикулировал, а его лицо посветлело от воспоминаний.

«Вот странно, — думала Никки, удивляясь, — на одной и той же планете живут Фитасс, Спиро и такой мальчишка, как Джерри, рискнувший жизнью ради малознакомой девчонки…»

— Иногда мне кажется, что звери гораздо умнее, чем принято считать… Однажды вечером к стеклянной двери снаружи подошёл енот и положил лапу на стекло. И я изнутри стекла прижал ладонь к его когтистой ладошке, посмотрели мы внимательно друг на друга и разошлись по своим мирам. Может, он спасибо за еду говорил… А вот ещё. Сидим как-то поздно вечером, ужинаем, окно в тёмный лес открыто. Вдруг слышим странный не то звон, не то стук — будто пустую банку пинают. Включили наружный свет, выглядываем — енот пришёл птичьих семечек поесть, а на передней лапе у него банка из-под колы. Видимо, соблазнился запахом сладкого, засунул лапу в узкую жестяную щель, а вытащить не смог. Так и ходит с банкой на лапе. Видимо, лапа уже распухла внутри жестянки. Мы всполошились — надо спасать енота! Да как? Он-то умный, но не настолько, чтобы нас к себе подпустить. Отец надел толстые перчатки — чтобы енот руки не покусал, не поцарапал — и стал подкрадываться к нему, прячась за стволами деревьев, как индеец Орлиное Перо на тропе войны. Подобрался на метра два, а ближе нельзя. Енот забеспокоился, от корма оторвался. Тут папа как бросится к еноту, в надежде схватить — да куда там! Енот на трёх ногах оказался быстрее отца на двух, опередил его, подскочил к ближайшему гикори и мигом забрался на него — даже банка не помешала. Вот чертяка! Устроился высоко вверху, банкой гремит, вниз осуждающе смотрит, мол, не дали человеку спокойно поесть.

  31