97 
— Это верно! — сказала Никки, подошла к Изабелле и обняла её. — Ещё раз спасибо — и пойдём завтракать. Так как никого ещё нет, сядем за один стол — нарушим традицию…
— Пошли! — обрадовалась Изабелла.
Никки ехала в кафе на ранний завтрак и удивлялась выбору Робби. Если уж звонить кому-то из девчонок-Леопардов, то она остановила бы свой выбор на Изабелле в последнюю очередь, хотя была к ней вполне расположена — уж очень робкой казалась эта беленькая первокурсница.
Но Вольдемар — Главный компьютер Колледжа — распределил её в Леопарды, и Робби выбрал именно Изабеллу для призыва на помощь. И девушка действительно вполне справилась: вела себя уверенно, даже жёстко в кризисной ситуации, в которой многие бы растерялись.
Может, мудрые компьютеры знают про нас нечто такое, о чём мы сами не догадываемся? Может, во всех робких и застенчивых спят Леопарды, нужно лишь разбудить этого смелого и сильного друга?
Уроки химии всегда нравились эйнштейнианцам. Химический кабинет украшали коллекции всевозможных руд и минералов, драгоценных и полудрагоценных кристаллов. На стене располагалась таблица Менделеева с развешенными кусочками металлов и пробирками с разноцветными порошками — образцами большинства химических элементов или их наиболее распространённых соединений, в углу — колбы с пробами грунта планет земной группы и всех спутников Солнечной системы, а в высоком — от пола до потолка — цилиндрическом аквариуме лился бесконечный ядовитый дождь и клубились рыжие аммиачно-метановые облака, иллюстрируя погодную химию Юпитера.
Учитель химии профессор Густав Цитцер — брат журналиста Юрия Цитцера, знакомого Никки по первому дню прилёта в Колледж, — всегда приготавливал что-нибудь интересненькое для своих учеников.
То достанет реторту с розовыми кристаллами и начнёт сыпать их на стол. Кристаллы падают и взрываются, исчезая с лёгким треском. Потом профессор подробно расскажет об этом нестойком соединении инертного газа, распадающемся при ударе, — и напишет соответствующие формулы.
То притащит фарфоровый тигель, начнёт его нагревать на горелке, и из чашки полезут, извиваясь, длинные червяки. Когда утихнет визг слабонервных в первых рядах, профессор Цитцер с удовольствием объяснит, что это не черви, а вещество, расширяющееся при нагревании во много раз…
Профессор часто говорил странные вещи. Рассказывает о химической инертности азота — главного компонента земной атмосферы и о трудностях получения из него ценнейших аммиачных удобрений. Показывает на экране колоссальные колонны из крупповской стали, где за толстыми стенками, в невыносимой жаре и зубодробительном давлении азот нехотя соединяется с водородом, подчиняясь могучей воле человека. И вдруг заключает:
— Являются ли эти гигантские стальные установки для получения аммиака свидетельством человеческого могущества? Конечно, нет! Они — признак человеческой слабости. Вам приходится применять силу? Значит, вы не использовали ум. Клубеньковые бактерии в корнях бобовых растений умеют связывать атмосферный азот без всякого напряжения…
Контрольные он тоже задавал превосходные:
— У вас есть старинные бумажные газеты и старые шерстяные варежки. Выбирайте, что вам больше нравится, и напишите формулы всех практически полезных химических соединений, которые можно получить из этого старья, — с уравнениями реакций их получения, естественно…
Никки выбрала варежки, но не стала возиться с постепенным разложением, а изничтожила их до водорода, углерода, кислорода, азота и серы, той самой, из-за которой горелая шерсть так смердит. После чего начала увлечённо собирать из этих пяти химических элементов всё более сложные соединения. Никки дошла до уравнения получения аспирина, когда прозвенел звонок; она с сожалением сдала работу — там можно было столько ещё насинтезировать!
На очередное занятие профессор Цитцер принёс большую колбу, накрытую салфеткой.
— Сейчас я вам покажу знаменитую химическую реакцию — с неё началась едва ли не вся современная химия и современная биология. Да и физика тоже во многом изменилась…
Он снял салфетку, и студенты увидели колбу с голубым раствором. Прямо на глазах раствор поменял цвет и превратился в красно-оранжевый. Аудитория восхищённо загудела — профессор Цитцер совсем не обижался на такой шум удовольствия. Покрасовавшись ярко-оранжевым пятном на столе, колба снова стала голубой! Зал зашумел ещё сильнее, а колба продолжала равномерно, как часы, менять свои цвета.
97 
