8 
— Ерунда. Высплюсь — утром буду, как огурчик.
— Знаю я, как ты выспишься, — стрельнула глазами в сторону Урсулы женщина. — Девочка, ты посиди пока, «Убойный отдел» посмотри. Мне с сыном нужно поговорить.
— Слушаю, госпожа, — склонила голову невольница и юркнула обратно на диван.
— Я же просила, Урсула. Не надо никакой госпожи. Просто мама.
— Мама?! — передернуло Олега. — Почему «мама»?
— У нее с именем-отчеством никак не получается. — Женщина увлекла сына в коридор. — И про себя ничего не говорит. А что говорит, того я не понимаю. Ханство, дворец, купцы, война. Ерунда какая-то. Но на тебя чуть не молится! — Матушка понизила голос. — Тебе повезло, обормот, ох, повезло. Держи ее крепко. Любит, видно, до безумия. Как о тебе речь заходит, так у нее аж голос меняется. Не сварлива, не упряма, не белоручка. И посуду помыла, и пол весь вытерла, и пыль убрала. Только и спрашивает, чем еще помочь. Правда, картошку чистить, сразу видно, не умеет. Но старательна. И ведет себя уважительно, не то что твои предыдущие, не корчится… Умница девка! Хозяйка из нее выйдет — загляденье. И собой хороша. Бери ее, и не думай! Сбежит — локти себе кусать будешь…
— Эк она тебя проняла-то за день! — изумился Середин. — Однако, умели раньше баб в гаремах воспитывать. Не характер — чистый шелк. Первый раз слышу, чтобы ты кого-то из моих знакомых хвалила.
— А ты тоже гусь лапчатый, так и норовишь на шею девочке усесться! Зачем заставляешь себя господином называть? Почто над ней издеваешься? Тоже мне, султан-паша нашелся… Погоди, какой гарем? Она мне тоже про гарем что-то рассказывала.
— Поселок такой. В Астраханской области. Она там все детство провела, до совершеннолетия, — почти чистую правду сказал ведун. Не стал уточнять только, в каком веке Урсулу воспитывали в таком исключительном послушании и уважении к старшим.
— А-а. Тогда понятно, почему она многим вещам удивляется, словно первый раз видит. Ты поверишь — спичку сама не смогла зажечь! И микроволновки боится. Я ей чай там согрела, так она пить поначалу отказывалась. И все кланялась… Постой, Олег, а почему она у тебя голая совсем в комнате оказалась? Где ее одежда?
— Разорвал в мелкие клочки в порыве страсти, — потупил взор Олег.
— Нет, ты у меня все-таки обормот, — всплеснула руками женщина и постучала костяшками ему по лбу: — А ты подумал, как ей потом из дому выходить? Как она теперь выбираться будет? Твое счастье, горе луковое, что она, видать, души в тебе не чает и про все на свете забыла. Ведь дела у нее какие-то, наверное, есть, учится она где-то. Ох, везунчик ты незаслуженный. Держи девку крепче! С такой женой будешь как сыр в масле кататься.
— Ж-жено-ой? — У Середина от такого предположения даже губы пересохли.
Нет, Урсула отличная девица — и послушная, и ласковая, и пережила вместе с ним немало. Но тем не менее… Щедрость ратников, сделавших удачный подарок, — еще не повод превращать невольницу в хозяйку. И даже то, что на улице двадцать первый век, а рабство давно отменили — все равно не повод.
— А ты что хотел — поматросить и бросить? — тут же возмутилась матушка. — И в кого ты такой уродился, дурной и бессовестный? Хоть бы с Урсулы пример брал. И умная, и воспитанная, и работящая. Толковая, сообразительная девочка — не тебе чета. И чего она в тебе нашла, тупом молотобойце?
— Мама, ты ничего не перепутала? — поднял брови Олег. — Это я, между прочим, твой сын, а не она. Чего ты ее так защищаешь?
— Вот потому и защищаю, что о тебе забочусь. Смотри, найдет она у себя в институте симпатичного паренька, да и махнет тебе хвостом — будешь знать.
— Где найдет? — не понял Середин.
— У себя в институте. Чего, думаешь, она сюда из Астрахани приехала? Толковая ведь девочка, не могла не поступить. На первом курсе, наверное.
— Само собой. — Ведун даже спорить не стал. Институт так институт. Женщинам, которые не из гаремов, возражать бесполезно.
— Да ты, наверное, голодный? Иди руки мыть. Урсула! — повернула мама голову к двери. — Помоги накрыть на стол.
— Бегу, госпожа!
Уже через минуту Середин понял, что попал. Попал жестоко и бесповоротно. Невольница молниеносно и беспрекословно исполняла все мамины поручения и старалась угадать намеки. Сказано поставить тарелки — тут же расставляла. Сказано разложить салфетки — раскладывала. Если хозяйка что-то поправляла — она извинялась и старалась все остальное сделать так же. Просили принести — несла. Просили подождать — стояла и ждала. Ни в чем не сомневалась, ничего по-своему сделать не пыталась, ни в единой мелочи не перечила. Найти в двадцать первом веке на всей планете еще хоть одну такую «умную и воспитанную» девицу было просто нереально.
8 
