— У вас документы есть?
— Вы что, формы не видите? — все еще не «врубился» сержант.
— Ну, форму сейчас все кому не лень носят. Вы «корочки» покажите.
Наверное, это был первый случай в жизни участкового, когда документы попросили у него. И «корочек» с собой местный Анискин явно не носил.
— Вот сейчас в каталажку засажу, — пригрозил сержант, — будут там тебе документы по полной программе.
— Если в каталажку, то «протокол задержания» составлять надо, — протянул Трофимов. — А то на работу к утру не успею, кто убытки покрывать будет?
— Тебе же хуже будет, «по протоколу» сидеть! — сорвался на «ты» участковый.
— Мне? Я, что ли, задерживаю законопослушного рабочего человека с кристально чистой биографией? Или ты думаешь, я этого в протоколе не укажу?
— А ты пьяный за рулем! — произнес милиционер любимую формулировку органов внутренних дел.
Сколько людей, спавших в машине, ремонтирующих машину, болтавших в машине с приятелями, попадались под эту гребенку — не счесть! И никому не докажешь, что ты никуда не ехал, а просто внутри сидел. Да только ситуация на этот раз не та…
— Это ведь на медэкспертизу везти придется, — посочувствовал Трофимов.
— У меня весь поселок — свидетели.
— А они, что, все с медицинским образованием? Нет? Тогда они не свидетели, а так, рядом стояли.
Участковый наконец-то задумался. Безусловно, Трофимова могли и «обломать», но во-первых — молодой сержант никак не походил на матерого мента, во-вторых — был один, а в-третьих — наверняка не хотел портить свою анкету из-за незнакомого приезжего, который еще неизвестно кем может оказаться. Скорее всего участковый размышлял о том, не стоит ли действительно сходить за «корочками», а потом провести процедуру проверки по всей форме, или…
Первый вариант Трофимова не устраивал в любом случае, поэтому он открыл дверцу и выбрался наружу:
— Отвернитесь, дайте одеться.
Сержант громко хмыкнул. Трофимов потянул было к себе с капота брюки, но тут лицо его разочарованно вытянулось:
— Мокрые…
— Еще бы, — усмехнулся милиционер, — роса ночью выпала. Погода-то какая!
— От блин… — покачал головой Трофимов, давая сержанту время оценить свое интеллектуальное преимущество перед глупым приезжим: пусть хоть немного настроение себе поднимет.
Тут, совсем не к месту, в разговор встрял поп:
— Антихристы! Сатанисты проклятые! Кладбище осквернили!
— Что? — встрепенулся сержант.
— Она, она, — брызгал слюной батюшка, — я все видел!
«До шести лет», — мысленно прикинул Трофимов и бросил на Синичку вопросительный взгляд. Девушка пожала плечами.
— Что скажешь, законник? — повеселел участковый и демонстративно положил руку на кобуру. Однако Трофимов готов был поспорить на две зарплаты, что пистолет милиционер носит с собой так же часто, как и документы.
— Могу я взглянуть на следы своего преступления?
— Пошли, — согласился сержант и посторонился, давая пройти. Про Синичку, Сашиными стараниями, он уже забыл.
Деревенское кладбище — большой ровный прямоугольник — окружали высокие вековые липы. Между белыми бетонными крестами, железными красными звездами и серыми прямоугольными обелисками росли только редкие акации и низкий шиповник. Могилки чистенькие, ухоженные.
— Ну и где? — оперся на штакетник Трофимов. Сержант бросил на погост беглый взгляд и повернулся к священнику:
— Где?
— Да то, что нога сатаниста ступила на освященную землю, есть осквернение некрополя и могил! — чуть ли не пропел служитель Божий.
— А-а, — облегченно рассмеялся Саша, повернулся к сержанту и кивнул на священника: — Он у вас всегда такой?
— Ты должен заарестовать их, Степка! Обязательно должен, нехристей.
Насчет «Степки» попа явно бес за язык дернул — милиционер опять покраснел и негромко посоветовал:
— Шли бы вы в храм, батюшка! Прихожане, чай, заждались.
— Японский городовой, — хлопнул себя по лбу Трофимов, — права-то, кажись, в кармане! Намокли ведь!
Саша добежал до машины, обшарил карманы брюк, потом слазил в бардачок, достал водительское удостоверение, протянул догнавшему сержанту:
— Обошлось! Вот они, целенькие.
Участковый принялся внимательно читать документ, предъявленный-таки беспокойным «законником», а Трофимов, логично завершая картину безусловной «победы» власти над честным гражданином, сказал: