Особенно,... 
122 
— Это удивляет, готов признать. Но сеанс психотерапии — это не какая-то необязательная болтовня. Врач сидит здесь не для того, чтобы беседовать о фотографии, его цель — помочь пациенту, страдающему депрессией. Возможно, он считает, что лучший способ для этого — вернуть больного к самым мучительным темам.
— Посмотрите на Кесвика. Вы помните Кесвика.
— Я помню Леонарда Кесвика.
— Какой срок ему светил? Максимум.
— Ну, по закону предельный срок в таком случае — пять лет, но в реальности ему грозило полтора года условно.
— Полтора года условно, и в итоге он мертв.
— Когда вас обвинят в хранении детской порнографии, это вряд ли положительно скажется на вашей самооценке. Он потерял семью. И вероятнее всего, должен был потерять работу.
— Именно. И как все это случилось? Загляните в его дело. У него было, может быть, около дюжины картинок в компьютере, на них подростки занимались сексом. Как его вообще обвинили? Мы ведь его не разыскивали. Был анонимный звонок.
— Вы хотите сказать, что звонок совершил Белл?
— Думаю, да.
— Вы можете это доказать? У вас имеется запись этого звонка?
— Нет. В деле просто говорится о двух анонимных звонках. Оба поступили от мужчины средних лет. Во втором случае звонивший утверждал, что лично видел фотографии в компьютере Кесвика. Иначе мы бы не стали ничего предпринимать на основании этих звонков. Кто еще это мог быть? Компьютер стоял у Кесвика дома, а не на работе.
Пирс снял очки и потер переносицу. Без оптики его лицо еще больше стало походить на подергивающуюся острую мордочку доброго зверька из книг Беатрисы Поттер. [63]
— На данном этапе у вас ничего нет, — заявил он. — И если бы вы размышляли трезво, вы бы поняли, что у вас ничего нет. Я могу объяснить это лишь вашим горем.
— Это убийство на расстоянии, — произнес Кардинал. — Убийство, совершаемое чужими руками. Он отлично знает самую уязвимую точку каждого пациента и действует непосредственно на нее. Возьмите Перри Дорна. Белл даже предложил антураж — прачечную-автомат. Что вам еще нужно? Мы не можем просто сидеть и ничего не делать. Этот гад разве что билеты на свое шоу не продавал.
— Теперь вы гневаетесь. — Пирс поднялся. — Детектив, моя жена погибла два года назад. Не при таких обстоятельствах, как ваша. Дорожная авария, водитель грузовика заснул за рулем. Это было как гром среди ясного неба, это была не ее вина, и я был совершенно раздавлен. Месяц я воздерживался от работы. Было совершенно немыслимо, чтобы в тот период я смог выполнять свои обязанности. Мы склонны забывать, какую большую роль играют эмоции в нашем мышлении. Обвинений в «убийстве на расстоянии» не бывает, и я уверен, что вам это известно.
— Это преступная небрежность. Самое меньшее — преступная небрежность. Он просит их писать предсмертные записки. Вы не считаете, что это безответственное невнимание?
— Человеческая ошибка или неверное суждение не есть преступная небрежность. Скорее вам нужно было бы, чтобы он прописал кому-то неразумную дозу лекарства, что-нибудь по этой линии. Заметьте, я даже не касаюсь вопроса о том, каким образом вам в руки попали эти диски.
— Их прислали анонимно. Видимо, миссис Белл.
— Не имеет значения. На них все равно нет ничего, что позволило бы предъявить человеку обвинение в убийстве, которое не рассыплется в суде.
— Только не говорите мне, что прокуроры Коронного суда ничего не собираются делать. Вы что, действительно будете сидеть сложа руки и наблюдать, как этот тип подталкивает своих пациентов к самоубийству? У нас здесь умирают люди.
— Видите ли, — негромко произнес Пирс, — если вы и в самом деле хотите его прижать, вы могли бы показать все это медицинской комиссии. Они почти наверняка проведут с ним нелицеприятную беседу.
45
Поблескивающее латунное колесико вертелось, а крошечный паровой мотор пыхтел, как настоящий маленький локомотив. Доктор Белл маникюрными ножницами обрезал фитиль у миниатюрной горелки под бойлером и залил в нее метанол. Цилиндрический бойлер был настолько мал, что в него помещалось меньше чем полчашки воды. Все латунные детали сверкали в свете, падавшем из окна, и маховик крутился.
Этот настольный паровозик был единственным сувениром, который он сохранил после отца — точнее, единственным, который он держал в поле зрения. Он все время стоял у него на столе, и иногда доктор заводил его — когда чувствовал, что на него нашла задумчивость.
122 
