* * *
Менги-нукер, только что с аппетитом объедавший седло барашка, вдруг вскрикнул, словно накололся на острый обломок кости, выронил мясо и схватился за ноги.
* * *
Стремительное течение ударило по ногам глиняного человека, и вниз от него потянулся длинный, кроваво-сизый шлейф. Но дитя ифрита и колдуньи не умело ощущать боли. Оно умело только выполнять приказы. А потому великан шагнул вперед, напоровшись серединой бедер на прочный ледяной щит. Острая кромка прорезала ноги почти на треть, не пропустив голема дальше, и он несколько удивленно отступил — а быстрые потоки заскользили по ране, вымывая оттуда непрочную степную глину.
* * *
— О-о, господи… — Менги-нукер круглыми глазами смотрел на свои совершенно целые колени, хотя по ощущениям казалось, что их до середины бедер опустили в кипяток.
* * *
Голем задрал ногу, поставил ее на кромку льда, попытался влезть на нее — но непривычный к такой тяжести мост опять подломился, и на этот раз потерявший равновесие монстр провалился под воду целиком.
* * *
— У-а-а-а!!! — свернулся от острой боли во всем теле русский и в страшных судорогах покатился по коврам.
Некоторые из мурз вскочили, испуганный Девлет-Гирей, видя, как умирает его надежда на царский трон, в панике влепил оплеуху одному из принесших очередное блюдо невольников и громко заорал:
— Знахарку сюда! Немедленно! Скорее, остолопы!
* * *
Голем, омываемый течением и теряющий глину слой за слоем, словно раздеваемый кроликами капустный кочан, снова выпрямился, вознесшись высоко над рекой, изумленно покрутил головой: гладкое после умывания лицо лишилось глаз. Но он все равно знал куда идти, а потому двинулся дальше, к стремнине. Опять наткнулся на кромку, теперь на глубине почти по пояс. Попытался вылезти на лед… Послышался треск, и Менги-нукер снова забился в страшных судорогах.
— Знахарку! Скорее! — Гирей вскочил, выхватил саблю, разрубил пополам лежавшую перед ним вареную лопатку, а потом полосонул растерявшегося невольника. — Где она?!
Течение затянуло монстра под ледяной щит — но разве это могло остановить дитя древнейшей магии? Голем выпрямился, ломая преграду, двинулся вперед. Стремнина осталась позади, и теперь он уже почти победил коварную реку. Он ступал на лед, оставляя на нем огромные грязные отпечатки, проламывал себе дорогу и продвигался к суше. Теперь река доходила ему только до середины бедер. До колена, ниже колен…
Но тут источенные жадными струями до толщины обычной сосны ноги не выдержали возвышающейся над ними тяжести и рухнул на спину.
Голем качнулся, взмахнул руками захрипел, изогнувшись, Менги-нукер.
Струи заскользили по его спине, рукам, голове — но он упрямо повернулся на север и пополз туда, упираясь ладонями в дно. Добрался до кромки, ухватился за край — истонченные пальцы обломились, оставшись на льду длинными коричневыми колбасками. Потом подломились руки. Громадный холм глины, распластавшийся на дне реки, еще пытался шевелиться — но длинный мутный шлейф, тянувшийся от него вниз по течению, не оставлял монстру больше никаких шансов.
— Что с тобой, ифрит? Что случилось?
Тирц открыл глаза, увидел лицо склонившейся над ним шаманки и криво усмехнулся:
— Я знаю, что… наш ребенок… Плоть от плоти моей, принявший от тебя жизнь свою… Он… Он умер.
Менги-нукера, который еще мучился от боли во всем теле, осторожно отнесли к нему в шатер, и Алги-мурза тут же привел всех своих воинов, выставив их охранять русского. Девлет-Гирей тоже прислал сотню своих телохранителей, и ногайцы чуть не толкались посреди широкой степной ставки, с подозрением косясь друг на друга. Видит Аллах, даже за крымским ханом его слуги не следили с таким тщанием!
Впрочем, где-то через неделю русский снова начал ходить, а через месяц — демонстративно фехтовать на улице со вкопанным вертикально бревном, за пару дней превращая его в щепу.
Между тем в заснеженной степи стали происходить странные вещи. Ширинов-бей покинул свой дворец в Карасубазаре и откочевал вместе в пятью тысячами нукеров на небольшой клин земли одного из своих мурз. Сменили свои родовые владения на юге полуострова на негостеприимные материковые степи знатные роды Аргин-бея и Седжеут-бея. Кое-где появились, с любопытством осматривая окраинные владения великой Оттоманской империи, султанские чиновники — наместники из Ак-Мечети и Кафы, приезжие из Стамбула везиры и мурзы, причем все — с немалыми отрядами телохранителей, способными снести с лица земли любую из маленьких европейских стран.