Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
19 
— Он колдун, Любовод, — предупредил парня кто-то из корабельщиков. — Беляю глаза отвел, Хволына заморочил, Барызду чернокнижием своим обеспамятовал.
Список своих подвигов Олег выслушал не без удовольствия, хотя виду не подал, вороша одной из валежин угли в костре.
— Эй, колдун! — опять окликнул его парень, которого, судя по всему, звали Любоводом. — Ты убил моего воина и должен заплатить виру.
— А я уже заплатил, — ухмыльнулся Середин. — Он хотел получить мою одежду, сумку и саблю. Саблю он получил, мне не жалко.
— Но я лишился воина!
— Так спроси с него, — кивнул Олег на погибшего, — это он искал смерти, а не я.
— Он мертв, колдун!
— А это не мои проблемы, — независимо пожал плечами ведун и снова поворошил ярко-красные угли.
Разговор прервался примерно на четверть часа, в ходе которых парень что-то долго и оживленно обсуждал с корабельщиками, после чего снова обратился к Олегу:
— Колдун! Я хочу забрать тело своего воина и поговорить с тобой!
— Хоть килограмм, — отозвался Середин.
— Обещаешь ли ты, что не станешь чинить нам препятствия и нападать, покуда мы останемся на берегу и станем исполнять тризну?
— Обещаю, — не стал спорить ведун. — Я человек мирный, лишних ссор не ищу…
Тем не менее Олег сместился так, чтобы за спиной оказался густой орешник, пробраться сквозь который бесшумно было совершенно невозможно, а высаживающиеся на берег воины постоянно оставались на виду. Разворошив ногами угли, он копнул горячую землю, извлек затвердевшие глиняные комья, расколол один из них — в лицо дохнуло горячим ароматным паром. На несколько секунд ведун забыл про все на свете, наслаждаясь настоящим, не перемороженным, не травленным никакими добавками мясом, рассыпающимся на пряди, тающим во рту, несущим в себе истинный, живой жар огня и энергию земли, взятой на границе воды и суши. Добытый в быстротечной схватке нож ему не потребовался: плоть сама отделялась от костей, суставы легко рассыпались, стоило потянуть к себе ножку или крыло. Корабельщики тем временем споро завалили в лесу пару сухостоин, разрубили на бревна, вынесли их на песчаную отмель. Затем подняли на руки погибшего. Олег ощутил на себе ненавидящий взгляд лучника, дружелюбно улыбнулся, похрустывая жирным сухим крылышком.
— Земля маленькая, — вдруг еле слышно прошептал воин. — Еще встретимся.
— Не советую… — покачал головой Олег.
Корабельщики собрались на берегу. Человек двадцать, не меньше. Примерно половина были одеты в полотняные рубашки и штаны, но многие красовались в кожаных и войлочных куртках, а один и вовсе в ярко-синей шелковой рубахе. Большинство носили бороды, трое — только усы, пятеро были бриты наголо. У ведуна, наблюдающего с курицей в руках за подготовкой к тризне, имелось достаточно времени, чтобы спокойно пересчитать всех. С погибшего сняли меч, рубашку, одели во все новое — правда, оружие возвращать не стали, — уложили на невысокую, в два бревна, поленницу. Вместо тяжелого клинка под руку подсунули бурдюк с булькающей внутри жидкостью, в ноги поставили кувшин, в головах положили вещмешок. Углы поленницы спрыснули чем-то желтовато-вязким, похожим на моторное масло. Потом лучник, что-то пробормотав себе под нос, положил руку Радомиру на грудь, на живот, на лоб, присел. Послышался торопливый стук, и буквально через минуту у него из-под рук потянулся сизый дымок.
— Прощай! — громко и ясно произнес выпрямившийся лучник. — Ты был храбрым воином, но погиб не от руки более храброго, а от черного предательства, не в честном бою, а от гнусного колдовства. Но месть крови падет на твоего убийцу!
Воин простер над разгорающимся огнем свою руку, резанул возле запястья мечом, дал упасть в пламя нескольким темным каплям. Олег преувеличенно громко зачавкал куриной грудкой. Теперь, когда корабельщики уверовали в его магические способности, а воинственный порыв в их душах изрядно угас, он не боялся ни капельки.
С корабля приволокли к кострищу небольшой деревянный бочонок, несколько ломтей солонины, что-то длинное и светлое, пахнущее копченостью. Похоже на рыбу — но никаких костей не торчало. Не может же брусок в руку толщиной и длиной метра в полтора быть филе? У бочонка выбили из крышки пару досок, стали зачерпывать содержимое глиняными кружками и, отлив чуть-чуть на землю, молча пить, пока не закусывая. В воздухе терпко запахло плодовым вином. Олег тоскливо сглотнул, но примыкать к компании не стал.
19 
