Особенно,... 
10 
— Кто такой этот Цзянь? — перебил Фана судья Ди.
— Проще сказать, чем этот Цзянь не является! — горько ответствовал кузнец. — Более восьми лет он самовластный хозяин в нашем уезде. Половина земель принадлежит ему и добрая четверть всех лавок и домов в нашем городе. Он здесь начальник, судья и воевода в одном лице. Не было недели, чтобы он не посылал подношений чиновникам областной управы, что в пяти днях езды от нас. Он сумел убедить их, что, если бы не он, орды варваров давно бы пересекли границу и опустошили наш край.
— И как мои предшественники смирились с таким положением дел? — спросил судья.
Фан пожал плечами и ответил:
— Уездные начальники, которых назначали в Ланьфан, вскоре приходили к выводу, что для них будет и проще и безопаснее оставаться в тени, позволив заправлять всем Цзяню. Покуда начальники соглашались быть марионетками в руках Цзяня, тот посылал им богатые подарки каждую луну. И они жили в мире и довольствии, в то время как народ страдал.
— Твой рассказ, — холодно заключил судья Ди, — звучит лживо. К несчастью, порой случается так, что в отдаленных уездах местный тиран присваивает себе власть и, к вящему несчастью, порой начальство примиряется с подобным беззаконием. Но ты не заставишь меня поверить, человек, что на протяжении восьми лет все уездные начальники один за другим соглашались быть игрушками этого Цзяня.
С грустной усмешкой Фан отвечал:
— Значит, Ланьфану повезло меньше прочих! Лишь один из всех начальников, тот, что был здесь четыре года назад, восстал против Цзяня. Через две недели тело его нашли на речном берегу, и горло его было перерезано от уха до уха.
Судья Ди внезапно наклонился вперед. Он спросил:
— А имя этого начальника часом было не Бань?
Фан утвердительно кивнул.
— Как сообщили в столицу, — продолжил Ди, — судья Бань погиб в стычке с кочевыми уйгурами. В то время я был в столице. Я помню, что тело его доставили со всеми военными почестями и что посмертно Баня произвели в ранг наместника.
— Всю эту историю Цзянь придумал, чтобы скрыть убийство, — безразлично сказал Фан. — Я знаю правду, я сам видел тело.
— Продолжай свой рассказ, — повелел судья.
— Итак, — продолжал Фан, — моего единственного сына вынудили стать одним из тех мерзавцев, что служат в личной страже Цзяня. Больше я его не видел. Затем дряхлая карга, которая состоит при Цзяне в качестве сводни, навестила меня. Она сказала, что Цзянь предлагает десять лянов серебра за мою старшую дочь, Белую Орхидею. Я отказал. Через три дня моя дочь отправилась на рынок и не вернулась домой. Не раз я приходил к усадьбе Цзяня и просил его позволить мне повидаться с дочерью, но каждый раз меня избивали и прогоняли прочь. Потеряв единственного сына и старшую дочь, моя жена занедужила. Через две недели она умерла. Я взял отцовский меч и отправился к усадьбе Цзяня. Стража остановила меня, избила до полусмерти дубинками и бросила на улице. Неделю назад шайка мерзавцев подожгла мою лавку. Тогда я покинул город с Черной Орхидеей, моей младшей дочерью, — ее вы поймали вместе со мной — и присоединился к другим отчаявшимся, которые решились вести жизнь горных разбойников. Сегодня вечером мы в первый раз напали на путников.
В комнате царило глубокое молчание. Судья хотел было откинуться в кресле, но вовремя вспомнил, что спинка сломана. Затем он молвил:
— Не в первый раз я слышу подобный рассказ. Обычно грабители, пойманные с поличным, всегда пытаются разжалобить суд повестью о лишениях и несправедливостях. Если ты солгал, голова слетит с твоих плеч; если же сказал правду, то я не буду спешить с приговором.
— Я уже не питаю надежды, — удрученно молвил кузнец. — Если ваша честь не снимет мою голову с плеч, то это сделает Цзянь. То же самое ожидает и моих товарищей, которые тоже пострадали от притеснений Цзяня.
Судья Ди сделал знак Цзяо Даю. Тот поднялся и отвел Фана обратно в тюрьму.
Затем судья встал с кресла и принялся расхаживать по кабинету. Когда Цзяо Дай вернулся, судья Ди остановился и задумчиво произнес:
— Фан, очевидно, сказал правду. Уезд попал под власть местного тирана, а уездные начальники превратились в простых исполнителей его воли. Это объясняет странное поведение здешних простолюдинов.
Цзяо Дай стукнул своим кулачищем по колену.
— Неужто и мы, — воскликнул он в гневе, — отступим перед этим негодником Цзянем?
Судья улыбнулся своей загадочной улыбкой.
10 
