Лешка ничего не мог сделать — просто стоял и смотрел, как к нему приближается его погибель. И в этот момент что-то начало происходить. Призрак остановился, протянул к Лешке руки — и вдруг исчез в бесшумном взрыве, мгновенно утратив форму. Волной ледяного воздуха Лешку сбросило с крыльца на снег и ударило о стену. Башня на крыше «старого дома» вдруг запрокинулась и начала переворачиваться, устремляясь к облакам, как острый нос истребителя. Лешке казалось, что он падает в бездонное серое небо Нижнего мира, как в межзвездную пустоту.
Из серого марева возникло огромное бледное лицо, словно выточенное из льда. Такое знакомое, но искаженное, преображенное… Черные глаза без зрачков, обрамленные ледяными кристаллами ресниц, белые ломкие волосы, застывшая мириадами сосулек борода… Бескровные губы шевелились, беззвучно повторяя Лешкино имя, окликая, призывая…
— Я здесь! — отвечая на безмолвный призыв, устремился навстречу лицу Лешка.
Черные глаза встретились взглядом с глазами Лешки — и обледенелые ресницы взметнулись вверх, а на бледных губах вспыхнула улыбка. В ту же секунду Лешка почувствовал, что его поймали и куда-то тащат. Волокут туда, где не будет боли и холода, где всегда будет тепло и спокойно, и никто не помешает наконец выспаться…
На ступеньках универмага «Лента» больше не было Деда Мороза. Только смятый плакат со злобной карикатурой. И Лешка — в беспамятстве, замерзший до полусмерти, но живой, — на руках у сяня.
— Успел, — пробормотал Виктор. — А тот — не успел… Интересно, кто превратил его в такое дьявольское отродье?
Заметив под ногами плакат, сянь подобрал его и сунул в карман. Потом подхватил на руки Лешку и быстро понес его через дорогу, к своему дому на берегу Суздальского озера.
Глава 23
Всадник с огненным мечом
— Нет, если мозгов нет, так уже и не будет! Подарить личную вещь мертвецу! Я ведь говорил, предупреждал… А ты, мало того что нарушил запрет, подарив мальчику эту фишку, так еще и потом, пока можно было что-то исправить, мне ничего не сказал!
— А что я такого сделал?
— Отдать свою вещь мертвецу — значит, дать ему над собой власть. Которой мертвец непременно воспользуется, дождавшись удобного момента. И дождется обязательно — ему спешить некуда. В твоем случае, когда ты начал умирать, эта фишка элементарно притянула тебя прямо в родовое гнездо. Где тебя радостно встретил твой малолетний предок…
Сянь перевел дыхание, провел рукой по волосам, стряхнув капли воды. Обледеневшие волосы и борода уже оттаяли, но сянь все равно был мокрый как мышь. Примерно в таком же состоянии пребывал завернутый в шерстяной плед Лешка. Они сидели в жарко натопленном кабинете в доме сяня и грелись подручным средствами, а именно — ядовито-горькой спиртовой настойкой неизвестного Лешке целительного растения, которое сянь назвал «Девясил».
— …Тебе невероятно повезло, — продолжал Виктор. — Но если бы мальчик не вернул тебе фишку…
— Он хотел, чтобы я там остался, — добавил Аещка.
— Вообще-то я не знаю ни одного мертвеца, который бы так поступил на его месте… Да, поразительно… Словом, он вернул тебе фишку и разорвал между вами магическую зависимость. Тебя тут же выбросило в наш мир. Демон немного отстал. Но он все равно настиг бы тебя. Это была просто небольшая отсрочка. Однако тут как раз подоспел я…
Лешка, закутавшись в колючий плед, мелкими глотками отпивал девясиловку. Вообще-то такие крепкие настойки полагается пить по-другому — выдохнув, заглотить всю рюмку и перевести дух, если получится. Но настойка была такой ядреной… Вокруг печки на веревках была развешена верхняя одежда. На журнальном столе валялся еще влажный плакат с «Дедом Морозом».
— Я как тебя в первый раз увидел, так прямо не узнал, — постукивая зубами, сказал Лешка. Он, в принципе, уже почти согрелся. Его слегка колотило, но это было скорее нервное. — Без шапки, лицо бледное, волосы белые, борода белая! Я уж думал, ты поседел. А потом, уже дома, присмотрелся — а у тебя волосы обледенели! Ты чего с мокрой головой в такой мороз на улицу выскочил?
— Потому и выскочил, что тебя выручать надо было, — ответил сянь. — Я вообще-то сидел в гостях. Есть у меня в Озерках один сосед… Он дал мне убежище. Кто — не скажу, уж слишком ты болтливый. Письма пишешь всякие…
— Ну, теперь будешь мне это письмо всю жизнь вспоминать!